Нигде и, пожалуй, ни в чем с таким обнаженным цинизмом не проявилось звериное лицо белогвардейщины и подлинная „цивилизация" интервентов, как в неописуемых издевательствах этих поборников „свободы и демократии" над всеми пленными ,и арестованными, попавшими в их многочисленные застенки.

В то время, когда в Красной армии решительно боролись с духом партизанщины, склонной к самосудам, и строго карали за проявления излишней грубости к пленным и арестованным, там наоборот строго карали солдат, конвоиров и прислугу застенков за человеческое обращение со всеми, попавшими в лапы белых.

Приведем примеры обращения с пленными в Красной армии.

Член РВС 6-й армии т. Кузьмин в сборнике „Гражданская война“ рассказывает:

„Был захвачен капеллан одного из английских полков и доставлен в штаб дивизии. Священник был очень взволнован и уверен, что его повесят.

И когда по распоряжению т. Уборевич его отпустили на все четыре стороны, он встал на колени, помолился богу и сказал: „Всегда буду молить бога за добрых большевиков".

Как потом выяснилось, его не долго продержали в Архангельске и, как вредного агитатора, отправили в Англию.

Был еще характерный эпизод со взятым в плен английским капитаном Вильсоном. Он также был убежден, что его повесят. Красноармейцы Камышинской бригады, еще не проникнувшиеся традициями Северного фронта, сняли с него хорошее обмундирование и нарядили в рваное красноармейское одеяние. В штабе же армии ему выдали из захваченных в Шенкурске запасов офицерское английское обмундирование, снабдили хорошим английским табаком, хорошо накормили английскими же продуктами и, допросив, отправили в Москву. Там уже находилось достаточное количество английских и американских пленных, которые свободно ходили по театрам и чувствовали себя прекрасно.

И когда был поднят англичанами вопрос об обмене пленными, решено было послать к белым в качестве парламентера этого капитана Вильсона, присланного для обмена из Москвы в Вологду. Его решили послать исключительно по тем соображениям, что он, в противовес всяким нелепым слухам о Советской России, непременно расскажет командному составу о том, что он видел и слышал на самом деле и этим усилит те сомнения в целесообразности интервенции, которые уже начали там расти. Его отпустили под честное слово—через три дня вернуться.

Капитан Вильсон ровно через три дня, согласно обещанию, вернулся и потом был отпущен вместе с американцами через Финляндию. Месяца через три началась эвакуация иностранных войск“.

Совершенно по иному обращались с нашими пленными, не желающими драться против нас, и со всеми арестованными в тылу, в особенности с большевиками, вырванными из подполья.

Во время своего господства на Севере интервенты и белогвардейцы превратили весь край в сплошную тюрьму. Не было ни одного города и селения, занятого белыми, где бы не было застенков. В Архангельске, помимо тюрьмы, арестованные сидели при контр-разведке, при милиции, в здании „Бегов“ ка мхах, в концентрационном лагере на Быку и Бакарице, в кладовых таможни, в комендантском управлении, на военной гауптвахте, в ряде военных карцеров и т. д.

И все эти застенки были переполнены выше всяких норм. В Архангельской губ. тюрьме в камере, рассчитанной на 30 чел., помещалось 120 человек. Спали сидя, свернувшись калачиком на нарах и под нарами, на столе и под столом, на полу, в проходе, по углам и вокруг параши.

В деревне Печеньга, куда ссылали невмещающихся по тюрьмам Мурманска и Кеми, арестованных сажали на чердак недостроенного монастырского дома, напихав в него 70 чел. Затем их заставили разрыть песчано-каменную гору, устроить высокий земляной вал, обнести его колючей проволокой и внутри вырыть подземный склеп, в который заживо и замуровать себя. В эту форменную могилу прислали вскоре еще 100 человек.

Совершенно неописуемы условия жизни заключенных в каторжной тюрьме на острове Мудьюг, на этом поистине, как его прозвали, «острове смерти». Там подземные карцеры, выстроенные из досок, засыпанные мерзлой землей, без печей, стали могилой для большинства заключенных. Попадавшие туда редко оставались живыми, и если выходили оттуда, то с зияющими ранами на месте отмороженных частей своего тела.

В Мурманске и его окрестностях англичане не успевали строить новые и новые тюремные бараки,—а их там было очень много,—и были вынуждены занять арестованными даже боевой крейсер „Чесму“.

В ссыльно-каторжной тюрьме на полуострове Иоканьга арестованные загонялись по 20 чел. в землянку, где за недостатком нар люди приспособлялись под крышей или в проходе на сыром земляном полу

Подземные карцеры ссыльно-каторжной тюрьмы белых на острове Мудьюг

При том чудовищном терроре, которым сковали наш Север западно-европейские „цивилизаторы", при том огромном количестве арестованных, которое они имели, думать о сколько-нибудь человеческих удобствах для своих жертв не входило в их расчет.

По официальным данным белых у них за время интервенции на Севере через тюрьмы прошло 52 тыс. человек.

Палачи, помимо расстрелов и всяческих издевательств, действовали измором. В своих казематах они доводили людей до потери человеческого облика, до сумасшествия.

В Иоканьге от плохого питания, отсутствия света, воздуха и движений, от крайней скученности и сырости—начались повальные заболевания. С опухшими ногами, с кровоточащими язвами на деснах, закутанные в лохмотья, пластом валялись люди. Все обессилевали настолько, что не могли двигаться. Когда выносили парашу, за нее брались 5-6 человек, но и те падали, разливали содержимое, а стража тут же нещадно избивала их.

Кормили везде так скверно, что люди от голода шли на все и теряли всякое человеческое достоинство.

На „острове смерти"—Мудьюге—голодные, озлобленные, доведенные до безумия, люди ползали после обеда по грязному, заплеванному полу, собирая случайно упавшие ничтожные крошки сухарей.

Однажды на земляных работах арестованными была найдена бочка гнилой рыбы. Эту рыбу заключенные тайком от французов прятали кто куда мог. Вечером после работы стали варить рыбу в бараке. Когда вода в котелках стала нагреваться, эта гниль расползалась, распространяя столь страшное зловоние, что невозможно было дышать. И все же, несмотря ни на что, голодные люди с жадностью набрасывались на эту гнилую рыбу, один вид которой заставлял содрогаться.

Но еще более омерзительные сцены разыгрывались под окнами дома, где жили французы. Там выливались помои, и проходившие мимо заключенные бросались под окна, ползали на четвереньках в помойной яме, хватали все, что могли найти с‘едобного: кости, куски грязного сала, очистки картофеля.

В Архангельской губернской тюрьме также доходили до того, что когда случалось быть на работах у мусорных и помойных ям, заключенные выискивали картофельную шелуху, селедочные головы и прочие отбросы и тут же с жадностью поглощали их.

Режим был суровый во всех застенках, и особенной жестокостью он отличался в каторжных тюрьмах.

На земляных работах на острове Мудьюг люди работали до изнеможения, до потери сознания. Падающих на работе нещадно избивали. Когда изнуренные цинготные обращались к врачу, он советовал: „Вы не кушайте, а ходите на работы. Вам нужен только воздух".

Вместо медикаментов у врача на столе неизменно лежал стэк и револьвер.

В Печеньге за передачу т. Борисовым записки т. Подвойскому того и другого подвесили к столбу на руках, вывернутых назад; сняли только тогда, когда они потеряли сознание, и, чтоб привести в сознание, начали бить.

В Кемьском лагере „особо неблагонадежных" держали в бараке, который не топили даже в самые большие морозы, сковывали ручными кандалами по два человека и избивали за каждое слово протеста.

Часто расстреливали прямо на тюремном дворе на глазах заключенных. В Архангельской губтюрьме 3 ноября 1918 г. был расстрелян командир печорских красных партизан народный учитель т. Ларионов с шестыо его товарищами. Трупы расстрелянных два дня валялись под тюремной стеной.

Там же был и такой случай: матрос, приговоренный к смертной казни, сидел в камере смертников. Когда за ним пришли ополченцы „национального ополчения", чтобы отвести к роковому автомобилю, возившему осужденных на расстрел, он схватил тубаретку и бросился на вошедших. Вид его был так страшен, что „храбрые" воины вооруженные винтовками, стремглав, толкая друг друга, бросились вон из камеры. Когда тюремная стража немного оправилась, было приказано расстрелять его в камере, что и было сделано.

Военно-полевые суды в тюрьмах обставлялись всегда чрезвычайными церемониями и большою торжественностью.

На Иоканьге. Место, куда складывались трупы заключенных не вынесших белогвардейского тюремного режима

30 апреля 1919 г. с 10 час. вечера был назначен суд в губтюрьме над архангельскими большевиками-подпольщиками. В первом часу началась комедия суда. Один за другим промелькнули перед судом главные деятели большевистского подполья—Теснанов, Закемовский, Прокушев, Розенберг, Антынь, Клавдия Близнина, радио-телеграфист Иванов. К трем часам комедия суда кончилась. Приговор был один—на мхи. И там в день 1 мая, в великий праздник труда, палачи оборвали жизнь лучших борцов за дело рабочего класса.

Невыносимый тюремный режим вынуждал заключенных на самые отчаянные поиски выхода, на попытки совершенно неосуществимых побегов, на самоубийства и восстания, равносильные обречению себя на смерть, на жестокую расправу.

В Иоканьге за один только заговор на побег устроили ночью обстрел бараков со спящими заключенными. Убили 10 чел. и многих ранили.

14 сентября 1919 г. с острова Мудьюг бежало 60 чел. Но чтобы бежать оттуда, надо было:

1) Голыми руками преодолеть проволочные заграждения и затем кинуться на прекрасно вооруженную, располагавшую пулеметами стражу, численность которой доходила до 100 человек.

2) Найти способ переправы через пролив, отделяющий остров от материка, через так называемое Сухое море.

3) Переправившись на материк, пуститься в путь осенью и одолеть грозную, мрачную природу Севера,—сотни верст ходьбы по дебрям и болотам, без компаса и карт.

4) Нужно было обходить Архангельск, уездные города, села и деревни, кишевшие белогвардейцами, и суметь не попасть в руки многочисленных застав, раз‘ездов и разведок белых.

И все же восстание было поднято.

Из бежавших с острова 60 человек только 32, преодолев все трудности, на 15-е сутки вышли к Пинеге и добрались до красноармейской заставы. Остальные частью умерли по дороге, частью попали к белым и частью пропали без вести.

Из оставшихся, не успевших бежать, 13 человек наиболее активных участников побега были расстреляны на глазах всех заключенных.

19 месяцев длилось кошмарное владычество белых на Севере. Много пылких, смелых борцов, отдавшихся подпольной работе, сложило за это время свои головы. Много погибло в открытой борьбе с врагами на фронтах. Невероятные страдания и лишения выпали на долю арестованных и заключенных в белогвардейских тюрьмах и увезенных заложниками в Англию и Францию.

Трудящиеся Севера и СССР никогда не забудут ни героев борьбы за советский Север, ни уроков этой борьбы.