Частушка-«деревенщина»

Луг в конце деревенской улицы, а на нем вытоптанный крепкими ногами круг. Почему-то обязательно по кругу шла пляска, не пляска даже, а по-северному спокойный, бесстрастный, на первый взгляд, припляс. Главное в нем не коленца, а сопровождение — частушка. Поет один, потом другой, третий... Ее передают по кругу, словно ведут шутливый разговор, который никогда не закончить. Мелодия незамысловата, зато слова...

Послушайте — девушка рассказывает о несостоявшейся дружбе с милым:

Полюбила Шурочку

За новую тужурочку.

Тужурка износилася,

И вся любовь решилася.

Парень ей отвечает:

Эко дело — солнце село,

Завтра новое взойдет.

Выставлять свои чувства напоказ стыдно, а молчать о них сил нет. Поэтому частушка, принародно шутливый вроде диалог:

Не ходи, не зазнавайся,

Я тобой не дорожу.

Я такими молодцами

Огороды горожу.

Частушка-деревенщина, никогда никем всерьез не принимаемая, вдруг стала предметом внимательного изучения, ее собирают, записывают, издают, поют с академической сцены. Потому что в ней не просто история, в ней национальный характер, истоки творчества.

«Она получила права гражданства», — говорит о частушке Мария Васильевна Хвалынская, повторяя слова одного из журналистов, которых немало приезжает к ней в Каргополь. О ней, собирательнице русского северного фольклора, много пишут, ее фотографируют. Из журнала в журнал переходят. портреты: Хвалынская в тяжелом жемчужном кокошнике — прекрасная величественная старость.

А она совсем не такая. Смешливая девяностолетия я старушка с тощей косичкой седых волос. «Поперечный ремешок я ношу, не рвется, девяносто мне годков, а женишок найдется», — проговорит-пропоет и тут же засмеется. И невозможно не улыбнуться в ответ.

Мария Васильевна поет частушки с детства и собирать их начала давным-давно. Сначала записывала слова только для того, чтобы где-нибудь когда-нибудь поддержать частушечный «разговор». А потом бывшая гимназисточка, из которой чуть ли не розгами выбивали деревенские причеты и сказки, приучая к французскому произношению и светским манерам, вдруг открыла для себя прелесть заковыристой северной частушки.

Записывала в юности короткие четырехстрочные песенки, не думая о том, какая судьба ждет их в будущем. И только Когда подошла старость, испугалась: «А вдруг уйдут вместе со мной и никто не услышит их? Передать ведь некому. Осталась я одна, как рак на береге».

Сотни тетрадей, тысячи частушек оседали в крохотной комнатенке. Хвалынская собирала их везде, где только можно, — даже в больничной палате, даже в очереди в магазине. Услышала, что в Тихманьге много песен знают, — отправилась туда и за один присест записала пятьсот новых, не слышанных раньше частушек.

Делала для себя открытия. Две деревни, одна от другой в какой-то десяток километров, а песни непохожие и поют поразному. Хотеновские, например, «цекают» безбожно: «Церемуха кацяется». А их соседи так слово тянут, что хоть обрубай.

Бывало, невзлюбят в деревне человека, обязательно едкой частушкой наградят, от которой беги — не убежишь. И автора не сыщешь: один прозвище дал, второй срифмовал, третий строчку злую добавил, четвертый мелодийку немудреную сочинил, пятый... И пошла, нет — полетела частушка от дома к дому, из села в село:

Едет милый по шоссе Не машинном колесе;

Подкулачник старый тип На телеге тарахтит»

«На каменье, на ладанье...»

«Поди хотеновские да тихманьгские сами не помнят, о чем пели, а я помню. Они у меня вон в этой тетрадке».

Хвалынском и ее тетрадками заинтересовались фольклористы. Стали наезжать бойкие студенты-филологи с магнитофонами. Писатели, журналисты увозили записанные от первого до последнего листа блокноты. Для всех хватало открытий. Каргопольская частушка добралась до Москвы.

Продолжая Собирать песни, Мария Васильевна все глубже и глубже проникала в суть народного творчества, ее стал интересовать не только музыкальный, но и словесным — поэтический фольклор: сказки, заговоры, гадания.

«На каменье, на ладанье сидят два ветра буйны я...», — скороговорной нашептывала ей деревенская старушка. «На каменье, на ладанье...», — речитативом повторяет про себя Хвалынская древний, из поколения в поколение передаваемый заговор. Он должен исцелить тело, очистить душу, успокоить мысли. Слог завораживает своим звучанием.

Мария Васильевна однажды чуть не оплошала:

— Приезжий студент поставил передо мной магнитофон — сказки ему сказывай. Уселся, ждет. А я записывать-то записываю, а сказывать не пробовала. Не знаю, что уж я в его магнитофон наговорила, только через месяц приходит от моего студента письмо: мол, слушаем ваши сказки, как музыку.

Не зря уезжали из Каргополя ее тетрадки. Два года назад в сеет вышел сборник частушек, собранных Марией Васильевной Хвалынской. В большую книгу «Частушки северного края» вошла 1661 песня. Они разные — серьезные и шутливые, старинные и современные, в них сельский быт и полеты в космос, работа и отдых.

Мы с миленочком расстались

В поле у отводика;

Пятилетку выполняем

Во четыре годика.

А песенные четверостишия все копятся. Частушки уже сами находят Хвалынскую. «На ловца и зверь бежит, а на меня частушка. Знакомая одна обещала напеть да два заговора расскажет»...

«...Поживу и на смеху».

Много на Севере России песенных талантов. Еще больше тех, кто беззаветно предан народной песне, любит ее до восторженных слез, до комка в горле. Таких людей обычно собирает вместе самодеятельный хор в поселковом или. сельском клубе, который (не всегда, правда, удачно) заменяет деревенские посиделки.

Я запомнила давно слышанный разговор. Одна женщина, жалуясь другой на неудавшуюся семейную жизнь, сказала: «Да какой он хороший — за всю жизнь ни одной песни не спел...».

Пожалуй, только после встречи с Марией Васильевной Хвалынской я уяснила до конца смысл, который вкладывала женщина в эту фразу: поющий человек чувствителен и добр, он не обидит, не сделает подлости.

Хвалынскую часто обижали. Старого одинокого человека, занимающегося творчеством — по обывательским меркам, ерундой, — обидеть нетрудно. Кто-то осуждал, кто-то смеялся: мол, Старуха, а все песенки в голове.

А старуха молодо посмеивалось, выставляя перед собой, как щит, частушку:

Пускай судят кому надо,

Не калоши мне носить,

Не жакетки на меху.

Поживу и на смеху.

Она из оптимистов. Жаловаться, даже когда есть на то основания, не привыкла. Ей и в голову не приходит сетовать на то, что крохотная комнатушка, в которой даже печь без плиты плоха, неудобна для старого человека. Не выставлены в Каргопольском музее подаренные ею «Частушки северного края» — «значит, не вполне достойна книга».

За книгу, за подвижничество, за огромную любовь к народному творчеству, за то, что помогает людям открывать ум и красоту северной песни, — за все это в более чем скромное Жилище пришло в 1984 году известие.

Президиум Академии наук Финляндии поздравил Марию Васильевну Хвалынскую с присвоением ей звания почетного члена академии.

Почетный член академии сидит возле стола, заваленного рукописями и письмами. Ей пишут много, благодарят за труд, просят выслать частушки и, «если это не трудно, черенки яблонь».

Был в Каргополе сад, посаженный Хвалынской, в нем яблони и крыжовник, розы и сибирский кедр. Большую его часть вырубили, запланировав что-то построить на этом месте. Остались только две яблони. Они цветут весной, радуя душу. Как радует душу все прекрасное и доброе, созданное человеком для людей.

Наверх