Всем начальницам в приюте прозвища давали: первую прозвали Завитулей — за смешную прическу, вторую Цыганкой — за черные волосы, третью — костлявую злюку— Кикиморой.

Но почему вот Марию Перфильевну, круглолицую, светловолосую, тоже прозвали Цыганкой — непонятно мне до сих пор. На вид она была добродушной: лицо розовое, умильное, нос пятачком. Как пришла она в приют, мы все обрадовались. Ну, думаем, эта пальцем не тронет. А на деле оказалось совсем не то. Как хватит, бывало, ремнем, так червяком изовьешься. Похлеще мастера порола.

Хозяйственная была Мария Перфильевна. Приютский двор весь велела перекопать от забора до забора вдоль и поперек. От самой набережной до Троицкого проспекта перевернули лопатами нетронутую жилистую землю. Пустой двор превратился в большое вспаханное поле. В летнее время гряды капусты, свеклы, редьки, моркови терялись в море картофельной ботвы.

Так и пошло при новой начальнице: весной перекапывали весь двор, садили картошку, разную рассаду. Летом голый двор одевался в зелень. Приютские ребята ползали на четвереньках среди грядок, вырывали сорную траву между перепутанными стеблями картофельной ботвы, пышными листьями капусты, хрупкими и стройными стеблями моркови. Голые руки жжет крапива, колет репейник, а ничего не поделаешь. Пока не пройдешь весь двор от края и до края, нельзя даже спины разогнуть.

А осенью надо картошку копать, срезать белые звонкие кочаны капусты, выдергивать из земли редьку, морковку, свеклу. И вот урожай собран. Картошка хранится в коридоре в больших деревянных ларях, пересыпанная сухим песком. В таких же ларях хранятся и свекла, и редька, и морковь. А кочаны капусты изрублены сечками на мелкие ленты, засолены в крепких бочках, придавлены сверху камнями и квасятся на зиму.

Мария Перфильевна понимала толк в хозяйстве. Развела своих кур, купила трех крохотных поросят. Куры принесли целую стаю желтых цыплят, а поросята так отъелись на приютских хлебах, что Мишка Заяц на них верхом по двору ездил.

Такого хозяйства еще приют не видывал, а жили мы по-прежнему впроголодь, лишь одна начальница как сыр в масле каталась. Слабость была у Марии Перфильевны вкусно поесть. Кухарке Авдотье она не доверяла, сама разное жаркое для себя готовила, варенье варила, сдобные булки пекла, крупную клюкву в сахарном песке закатывала.

Кроме начальницы, неплохо жилось и трем поросятам. Жирели они не по дням, а по часам, большущие стали, как коровы. Когда от тяжести они перестали держаться на ногах, начальница двух продала городскому мяснику, а третьего на окорока заколола. Кто из ребят усерднее других ухаживал за поросятами: мыл их, убирал навоз из хлева, носил ведрами воду, помои —получил за работу мучные просаленные корки, в которых окорока пеклись.

Васька Козел вышел с такой коркой на улицу и чуть не заплакал:

— Я думал — она хоть косточку даст.

Размахнулся и с досадой бросил жирную, соленую, липкую корку в помойную яму.

А жизнь деловитой начальницы протекала в довольстве. Люди из городской управы души в ней не чаяли. Любимов как-то в столовой прямо сказал:

— Вы, Мария Перфильевна, приют на новые рельсы поставили. Воспитанники вас больше матери родной почитать должны.

Пышная, румяная начальница так и расплылась от удовольствия, опустила как бы из скромности голову и сладеньким голосом спрашивает у нас:

— Дети, кто еще борща хочет?

Один Петька, ее любимчик, что маленьких ребят помогал ей мучить, подал тарелку, а больше никто не посмел попросить добавку.

— Ну и слава богу, что все сыты, — промолвила сияющая Мария Перфильевна.

Ни одна начальница не умела так тонко провести за нос членов городской управы. Доверие ей там полное было.

Зато и никто так свободно не распоряжался приютом, как Мария Перфильевна. Стоило раз Борьке Михайлову сказать, что она свиней на наших кусках вырастила, так она его на другой же день отчислила из приюта.

— У тебя, — говорит, — мачеха есть, да и самому пора хлеб зарабатывать.

Так Мария Перфильевна старших ребят одного за другим из приюта и выписала. Мелочь ребята остались. Никто пикнуть не смеет, что начальница приютским добром распоряжается, как ей вздумается, чуть не каждую неделю шляпы да платья меняет. С одной только маленькой старой корзинкой пришла она в приют, а вскоре и узнать ее нельзя было. В настоящую барыню превратилась Мария Перфильевна.

Наверх