Не пытайтесь свои беглые впечатления от города пополнить посещением Музея. С этой стороны Музей не представляет интереса. Не только отдела города, но даже плана города в Музее нет. Мне пришлось ограничиться приобретением здесь краеведческого очерка города, изданного в 1928 г. В очерке есть глава, посвящённая достопримечательностям Архангельска. Среди них на первом месте стоит упомянутый уже памятник Ломоносову работы скульптора П. И. Мартоса. Он был поставлен 100 лет тому назад около собора (25 июня 1832 г.) и переезжает уже на третье место. Художник одел беднягу академика вместо тулупа и валенок в тогу. Одной рукой фигура поэтаучёного держит лиру, за которую ухватился какой-то ангелочек, а другой рукой делает неопределённый балансирующий жест, чтобы удержаться на полушарии, куда художник взгромоздил его. По всему видно, что памятнику не усидеть и у Лесотехнического института.? Самое примечательное в смысле образца русского зодчества здание XVII-го в. – гостиный двор, построенный Петром Марселисом. Нужно войти во двор так называемой таможни, чтобы полюбоваться этим единственным пока ещё не сломанным памятником XVII века, очень запущенным.

Перечислю бывшие ещё в 1928 г. в городе достопримечательности, указанные в упомянутом очерке:

Петровский домик. Приезжие и обыватель могут видеть, собственно говоря, только каменный футляр этого домика с наглухо заколоченными деревянными ставнями. По рассказам краеведов, одно время (в 1930 г.) в футляре и в самом домике Великого преобразователя целое лето жили «гопники» – так здесь называют люмпен-пролетариат. Можно себе представить, во что превратилась эта достопримечательность города.

Всё же мне удалось как-то осмотреть старый домик. Вижу – заходит внутрь народ и дверь открыта. Зашёл и я. Оказывается, население заходит сюда для отправления некоторых своих потребностей. Домик превратился буквально в отхожее место. Свалены целые штабеля икон из какого-то храма. Часть их расколота и выброшена. На полу валяется прекрасный каменный барельеф единорога работы XVII столетия. На антисанитарное состояние домика обратил внимание санитарный отдел, и футляр вновь был заколочен накрепко.

Кафедральный собор. Заложен в 1709 году. «Верхний храм с пятиярусным иконостасом, стенной росписью и богатой ризницей церковных облачений является, по отзыву специалистов, чуть ли не единственным в СССР сохранившим ансамбль конца XVIII столетия в полной неприкосновенности»...

Собор, как я уже сказал, сломан до основания в 1931 г. Перед сломкой была открыта на страницах местной прессы дискуссия на тему – следует ли сохранить памятник. В защиту его раздался лишь один робкий голос старичка-краеведа, указывавшего, между прочим, что подобный северный ренессанс можно видеть ещё только в архитектуре Соловецкого собора. Ему резонно ответили: желающие наслаждаться ренессансом могут прогуляться на Соловки.

Собор бывш. Михаило-Архангельского монастыря – является, повествует о нём краеведческий очерк, наиболее древним из храмов Архангельска, устроен он в 1685–1699 гг. «По своим архитектурным формам собор напоминает московские храмы, устройству которых подражали строители северных храмов в конце XVII и начале XVIII вв.»... Сломан в 1931 г. до основания.

Успенская Боровская церковь, заложенная в 1742 году. Разобрана до основания в 1931 г.

Михаило-Архангельская градская церковь, постройки 1743 г. с фреской на западной стене вида Архангельска. Разобрана в 1931 г.

Троицко-Кузнечевская церковь, 1745 г. Разбирается (1932 г.).

Не правда ли, странный город, не оставивший ни одного из своих памятников и ничем не заменивший их, если не считать неудачного в архитектурном смысле театра.

«В других городах, – говорил мне с горечью один старожил, – революцию ознаменовали постройками фабрикгигантов, мостов, а нам подарили дурацкий колпак».

Есть ещё, впрочем, памятники. Об одном из них не упоминает краеведческий очерк. Это старые серебристые тополя в саду Крайплана и Исполкома, самые старые деревья в городе, посаженные 120 лет тому назад. Часть их спилили уже, чтобы очистить место под постройку нового здания.

Мне остается ещё сказать несколько слов о памятнике мореплавателю Пахтусову, сооружённом на его могиле на Соломбальском кладбище. Среди разбитых памятников и поваленных крестов кладбища памятник Пахтусову, открытый в 1878 г., можно считать более или менее сохранившимся. Правда, поломана часть чугунного якоря на верхушке памятника, сломана чугунная решётка, покрылся плесенью барельеф. Но всё же он ещё стоит каким-то чудом. Памятник имеет вид каменной серой гранитной глыбы в полтора метра высотою. В глыбу вделана известковая плита с барельефом в виде парусной шхуны, плывущей среди льдов. Надпись:

«Корпуса штурманов подпоручик кавалер Пётр Кузмич Пахтусов умер в 1835 г. ноября 7 дня от роду 36 лет от понесённых в походах трудов и Д...........О.............».

Последнюю часть загадочной надписи расшифровывают так: «и от домашних огорчений».

Кстати, пять грустных слов о здешних кладбищах. У самой церковной ограды коопартель «Неизбежность» сделала выставку своей продукции: цены на памятники, гроба разных размеров и раскраски, кресты, гражданские памятники. Среди однообразных крестов, наставленных на очень населённом кладбище «Неизбежностью», выделяется несколько старых крестиков с покрышками и охлупнями, принадлежащих аборигенам. Обращают внимание старые плиты, уцелевшие кое-где от XVIII и начала XIX в. Новый быт пришёл и сюда. При содействии «Неизбежности» появились в разных местах кладбища из дощечек и фанеры, ярко раскрашенные памятники-обелиски, со звездой наверху. Появляются новые надписи – новые виды элегии. Вот, например, одна из любопытных надписей 1932 г. После даты смерти жены и двух детей автор пишет:

«Спи же спокойно землёю зары[та]».

Последний подарок от мужа и папы Кокорина А. Это советский памятник. Автор хочет сказать, что он сам его сделал, а не купил у «Неизбежности».

Наверх