Обезличка в питании давно изжита в Архангельске. Мои наблюдения в этом отношении, естественно, ограничиваются общественным питанием, и здесь они не полны. В аристократических столовых Крайплана и Крайисполкома, куда доступ строго ограничен, я не был и не могу судить о порядках и о том, как там питают. Но говорят, что неплохо. Похуже, но недурно кормит столовая для специалистов при клубе индустриализации. Но столовая та дорогая, и доступ сюда также ограничен – обедают спецы и люди, умеющие всюду пролезть. Мне более знакомы столовая № 13 на просп. Павлина Виноградова – для мелкой сошки, для служащих, и № 14 на Набережной – для всех вообще, в том числе и для высланных.

О санитарном состоянии кухни последней лучше всего повествовала стенгазета, когда в прошлом году я там обедал. В ней, между прочим, рассказывалось, что тарелки ставятся на пол, а по полу из уборной течёт жижа. В архангельском Музее санпросвещения выставлены фартук и полотенце из этой столовой в качестве экспонатов антисанитарии. Там же выставлена бутылочка воды, в какой моется посуда, и ложка. Диаметр этой ложки равен 10 см, т. е. она рассчитана на пасть акулы.

Порядок получения обеда тут оригинальный. После того, как вы получите талон на обед, предъявив в кассе свою обеденную карточку, при входе в столовую вам вручают эту самую ложку. При выходе вы должны её сдать. Такой порядок заведён потому, что ложки воруют, ложка дефицитный товар в городе, даже такая.

О вилках и ножах в столовой нет и помину. Рыбу кушают руками. Надлежащий способ употребления вилок или, как их иногда здесь называют, «приемцев», не всем известен. Как-то однажды в студенческой столовой я наблюдал, как молодой дикарь брал руками с тарелки кусок колбасы, надевал его на вилку, которую держал в другой руке, и потом уже нёс в рот. В одном кафе иногда можно бывает спросить что-нибудь закусить – конскую колбасу, поджаренный картофель, селёдочку. Вам подадут, если вы позаботились прийти пораньше, пока ещё не съела публика, но без вилки. Нужно сходить к буфету, внести рубль залога, тогда вы получите вилку.

В одной пригородной столовой, рассказывал один знакомый астроном, служивший там в канцелярии, в течение недели раскрали 60 ложек и 34 стакана. Недаром ещё Грозный говорил голландскому послу Герберштейну:

«У меня русские все воры».

По совести говоря, вилки и не так уж нужны в 14-й столовой – длинной полосой дней тянется меню: суп овощной или рыбный и каша. Когда не стало крупы, на второе стали давать макароны. Это были лучшие времена. Потом стали давать на второе три селёдочки или ложку кислого творога. Суп иногда разнообразят: делают из кислой капусты, из брюквы, как-то недавно подавали кукурузный суп (три кукурузины в воде). Нужно оговориться: 14-я столовая делилась на два этажа: для публики посерее – внизу и для тех, кто почище, – вверху. Здесь подешевле, там подороже и поменьше, но тоже неважно. Теперь, говорят, обезличили, слили вместе, но почти никто уже не обедает, одни мухи и сонные подавальщицы.

В 13-й столовой питается мелкий служащий люд (конец 1931 г. и начало 1932 г.). Столовая отличается убийственными очередями: очередь к кассе тянется по лестнице со второго этажа на улицу. Затем становишься в очередь за местом к столу, за тобой становятся другие. Все очередные смотрят в рот обедающего – скоро ли он кончит. И кажется, будто он без зубов – жуёт, жуёт без конца. Когда, наконец, удаётся сесть, надо ждать, когда подадут. Нередко на всю процедуру обеда уходит до двух часов.

Меню иное здесь: суп из консервов или суп грибной. На второе тушеная кислая капуста, винегрет с солёными грибами, иногда каша. На третье – клюквенный кисель или стакан кофе. При рыбе подаются приемцы.

В настоящее время эта столовая преобразовалась в столовую каких-то особых специалистов, и как там питают и куда рассеялась столовавшаяся масса обывателя, не ведаю.

Справедливость требует отметить, что сравнительно недурно кормят в столовых различных учреждений, как Крайзу, тресты и т. д. В столовой Крайзу, например (март – апрель 1932 г.), подавали тарелку мясного супа без мяса, на второе мясо из супа в виде гуляша или жареную рыбу. На третье в полоскательнице – кисель или кашица. Два тонких ломтика хлеба при этом. Всё это стоит 1 р. 50 коп. В других за то же приблизительно платят 2 рубля.

Как общее правило, во всех столовых, чтобы гражданин не сожрал два обеда в день, отмечают на так называемой именной обеденной карточке, какого числа выдан талончик на право отобедать. И ещё одна любопытная особенность: во многих столовых нельзя взять что-нибудь одно из обеда – хочешь не хочешь, бери весь обед.

В других столовых завели недавно порядок иного рода: желающий может взять себе так называемый улучшенный обед – он в два раза дороже обыкновенного (3 р.), или взять что-нибудь порционно, например, порцию тетерки (3 р.), отбивную котлету (4–5 р.). Город дорогой!

Очень-очень много в этом сказочном городе своеобразного!

Каждый гражданин здесь снабжается продуктовой карточкой, по которой можно получить по норме хлеб, сахар, масло, мясо, рыбу, чай, крупу, нитки, мыло. Рабочие и ответственные работники получают карточки по одному списку, прочие – по другому. Граждане каждого списка делятся в свою очередь на три категории. В самом низу этой социальной лестницы стоят мелкие служащие да домашние хозяйки – им полагается 300 граммов хлеба в день и 200 граммов сахара на месяц. В последнее время крупы никому не стали давать – уравняли. Низшие категории давно уже получают только хлеб.

Так вот, чтобы «прикрепиться» к столовой, надо было предъявлять эту продуктовую карточку, удостоверение с места службы и билет члена профсоюза. Из карточки вырезали часть талонов на крупу, масло, рыбу, мясо. Но потом этот порядок оставили, так как крупа и мясо исчезли из обихода горожан. Во всяком случае, всем не стало хватать.

Питание рабочих далеко не одинаково в разных местах. В одних, как сам я мог убедиться, обедая на заводах во время субботников, кормят по-архангельски недурно. О других столовых пресса пишет вот что:

«В столовой 23-го лесозавода на обед приготовляется в большинстве случаев одна вода. Про кашу рабочие совсем забыли. На второе рабочим подаётся когда хвост, когда голова рыбы» (Правда Севера. – 1932 – № 154).

На заводе «А» рабочие-шофёры «по часу простаивают иногда за обедами» (Правда Севера. – 1932. – № 155).

«В столовой (лесобиржи № 3) качество обедов крайне низкое, стол для ударников не выделен. Грубость в обращении обслуживаемого (!) персонала – система, изменить которую никто не рискует. Столовая специалистов превращена в распивочное заведение» (Правда Севера. – 1932. – № 152).

«Питание в столовой (на Пяндской запани) не улучшается. Кроме рыбы, крупы и растительного масла, ничего нет. Самозаготовки проходят неудовлетворительно. Отбросы из столовой идут неизвестно куда» (Правда Севера. – 1932. – № 155).

«В столовой № 1 (на лесобирже Бакарицы) обеды преимущественно готовятся из гнилых, покрывшихся плесенью грибов, заготовленных ещё осенью 1931 г., – рассказывает корреспондент в июне 1932 г. – Вопросом улучшения питания рабочих никто не интересуется» (Правда Севера. – 1932. – № 152).

«В столовой запани беспорядки. Ночная смена не имеет буфета. Не выдаются вовремя талоны ночной смене, из-за чего часть товарищей остаётся без обеда. 10 июля к обеду подали совсем сырую кашу. Плохо чистят рыбу, валят в котёл со всей требухой».

«В столовой лесозавода № 7 и «К» творится ряд вопиющих безобразий. Среди служащих столовой процветают пьянство, хулиганство и кумовство. Не раз в столовой служащие устраивали пьянки, в результате чего пьяные вялились на полу столовой (этот факт был отмечен стенной газетой столовой). 22 мая руководители столовой дошли до того, что после пьянки учинили поножовщину и попали в милицию».

«Карточки на получение обедов заведующий выдаёт не всем, несмотря на резолюцию директора завода, а с разбором».

«У заведующего столовой есть любимчики, которым он выдаёт карточки без обозначения числа месяца на талоне, и «счастливчики» могут получить в один день по два обеда».

«Бывали случаи, когда контроль пропускал талоны, явно переправленные на то число, которое нужно обедающему».

«Санитарные и гигиенические условия в столовой отсутствуют. На окнах висят старые марлевые тряпки, которыми рабочие вытирают руки, так как в столовой нет полотенца. Посуда моется только в одной воде, никогда не споласкивается, не просушивается и не вытирается, или иногда вытирается грязной тряпкой». «Обед рабочим подаётся в миске на 5–10 человек, но избранные по приказанию заведующего получают обед в отдельных мисках» (Правда Севера. – 1932. – № 132).

И так далее – о гнилых продуктах, червях в супе, о расхищении продуктов можно привести бесконечное количество подобных картин из жизни рабочих столовых, да и других.

Неудивительно стремление граждан отобедать в одиночку дома: по крайней мере, не стоять в очереди. И вот – полгорода вооружилось судками, банками из-под консервов, горшочками, кастрюльками самых разнообразных размеров, форм и цветов: в них забирают в столовой обед и несут домой, обливают им второпях себя и соседей, расплескивают, спасаясь от собак и автомобилей.

Коренной архангелец без тухлой рыбы жить не может. И не может он не пить. Пьют все: взрослые, юноши, дети, женщины, люди всех положений, чинов и званий. Пьют с утра, днём и ночью. Пьют безобразно, глупо, откровенно, хвастливо; заядлые пьяницы из партийных чаще потихоньку – высокое положение обязывает. Под заборами, на мостовых, на панелях, на трамваях и под трамваями – всюду лежат пьяные тела; валяются в театре, в кино, раскиданы по канавам и в сугробах. Всюду видишь одиночек и группы шатающихся фигур, с налитыми кровью лицами, с осоловелыми мутными глазами, с безумным выражением. Никого это не смущает. Никому не стыдно. Как-будто так и должно быть. Пропивается весь заработок, пьяными являются на работу или запьянствуют и совсем не приходят; пьют рабочие, пьянствуют десятники, спились служащие контор, пьянка продолжается ряд месяцев и вошла в систему (Правда Севера. – 1932. – № 203).

Пьяная отборная ругань всюду висит в воздухе, никого и это не шокирует, как-будто так и надо.

Пьёт безумно не только коренной житель рабочий, пьёт и сезонник, ссыльные – пришлецы с берегов Волги и Дона, житель степей калмык, башкир. Может быть, тут сказывается веление сурового Севера – потребность согреться, а может быть, и самый труд на лесу, тяжёлый, бесконечный, неинтересный: окорка, выкатка, погрузка, разгрузка, пилка, распиловка, сплотка, сплав, опять окорка, выкатка и т. д.

Как-то перепились все бригады лесокатов на 23-м заводе. Суд объяснил это тем, будто классовый враг споил лесокатов, не гнушаясь выбором средств, сделал такую оригинальную вылазку (Классовый враг не гнушается выбором средств // Ударник лесоэкспорта. – 1932. – № 44).

Водка и пиво здесь часто являются вроде как бы библиографической редкостью: выпивают все, не успевают подвозить. И так было, начиная с XVII века, как о том свидетельствует местный историк пьянства, которого специально на этой роли содержит КрайОНО.