Памятник жертвам интервенции на полуострове Иоканьга (с картины художника Писахова)

История революционной борьбы на Севере в 1917 и последующие годы весьма своеобразна. Особенность ее прежде всего в том, что Октябрьский переворот здесь не произошел одновременно или сразу же вслед за восстанием в Ленинграде и Москве, а протекал и наростал в течение продолжительного времени.

Крайне медленным темпом шел здесь разгром органов власти буржуазии. Постепенно, по мере укрепления сил пролетариата, шло развитие революционной борьбы за создание советской власти.

Только в конце февраля 1918 г., т. е. уже после разгона учредительного собрания, организовался исполнительный комитет советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Архангельской губернии. В уездах организация советов проходила еще позднее: в марте—апреле 1918 г.

Советы того времени, однако, не имели всей полноты власти, так как наряду с ними существовали земские и городские управы. Кроме того соглашательские партии—эсеры и меньшевики—до 

мая 1918 г. занимали в советах господствующее положение. Даже на 2-м архангельском губернском с‘езде советов (21 июня 1918 г.) было шесть представителей правых эсеров, трое меньшевиков и даже один член партии народной свободы. Немало представителей буржуазии заседало в городской думе, в земской управе, в продовольственном комитете и других учреждениях.

По мере того как рабочие массы становились на сторону партии большевиков, шло разрушение органов буржуазной власти и укреплялась власть советов.

Причин такого медленного развития революции на Севере было много.

Рабочий класс северных губерний был слаб, недостаточно организован, политически мало развит и имел крайне ограниченный опыт в революционной борьбе.

Поэтому буржуазии, на Севере, оторванном от центра, естественно, было легче держаться у власти.

Число рабочих по отношению ко всему населению составляло очень небольшой процент. Крупных фабрик и заводов с постоянным пролетарским составом было мало. Многие наиболее политически развитые рабочие были взяты в армию.

Земельный вопрос не стоял так остро, как в остальных частях страны,—как хотя бы в средней и черноземной полосах,—в силу весьма незначительного наличия (да и то лишь в южной части края) помещичьих и удельных владений. Сельское хозяйство в Архангельской губернии имело подсобное значение.

Крестьянство северных губерний долгое время находилось под влиянием партии социалистов революционеров.

Вологодские эсеры опирались в своей работе среди крестьян на мощную кооперативную организацию—„Северосоюз", распространившую свое влияние на весь Северный край. Эсеры также целиком держали в своих руках „общество сельского хозяйства“ и, пользуясь его средствами, широко распространяли эсеровскую литературу. Через местные кооперативные организации эсеры были связаны с деревенской интеллигенцией—учителями, медицинским персоналом и проч. Организовавшиеся с начала революции советы крестьянских депутатов оказались в руках эсеров. Местные социал-демократические организации в начале революции не распространяли своего влияния на деревню, ограничиваясь работой в городах.

Сильны были эсеры и в Архангельской губернии. Большевистская же организация была весьма слаба. Вопреки ясным установкам партии, организации Северного края не рвали в 1917 г. своих организационных связей с меньшевиками. Во главе некоторых большевистских организаций в крае (В.-Устюг) стояли оппортунисты. Это обстоятельство значительно ослабляло боеспособность партии большевиков и ее влияние на массы.

Но все же, несмотря на грубые политические ошибки руководителей северных большевистских организаций, влияние эсеров и меньшевиков падало. Этот процесс к концу 1917 г. и в начале 1918 г. был ярко заметен на фабриках и заводах.

Революционные настроения начали проникать и в деревню через прибывших с фронта солдат и местных рабочих, наезжавших в деревню за хлебом. Рабочие и солдаты занесли в деревню мысли о необходимости захвата крестьянами удельных земель (например, в Тотемском и Шенкурском уездах, где имелись удельные земли), о захвате сельскохозяйственного инвентаря деревенских богатеев, наживших свои богатства на жестокой эксплоатации деревенской бедноты, об отделении церкви от государства и т. п.

Под влиянием революционной пропаганды демобилизованных солдат большевиков и отдельных рабочих классовая борьба в деревне стала усиливаться.

Классовая борьба развертывалась вокруг выборов в управленческие органы, в кооперативные об‘единения и т. д.

Правые эсеры, опираясь на густую сеть земельных комитетов и советов крестьянских депутатов, после Октябрьского переворота энергично пытались призвать крестьянство к выступлению против создавшихся в ряде мест органов советскон власти. Исполнительные комитеты советов крестьянских депутатов Вологодской и Архангельской губерний призывали крестьянство к поддержке учредительного собрания, к протесту против его разгона.

Но подавляющее большинство бедняцко-середняцкой части крестьянства, несмотря на все усилия и призывы со стороны правых эсеров, не только не пошло на выступление против советской власти, а стало склоняться к ее активной поддержке. Все же значительная часть среднего крестьянства занимала выжидательную позицию.

Местные большевистские организации не имели возможности развернуть широкую пропагандистскую работу не только среди крестьянства, но и в городе.

Архангельская большевистская организация не имела, например, своего партийного печатного органа. Даже со времени февральского об‘единенного с‘езда советов (1918 г.) местная газета „Известия Сов. Раб. Кр. и Солд. Депутатов", когда она уже редактировалась т. Тимме—большевиком, не была большевистски выдержанной, т. к. в ней печатались статьи и речи левых эсеров и меньшевиков. Только 5 июля 1918 г., за несколько недель 

до прихода „союзников" и падения Архангельска, стала выходить „Большевистская Правда".

Собравшийся 2 февраля 1918 г. Архангельский губернский крестьянский с‘езд и затем об‘единенный с‘езд рабочих крестьянских и солдатских депутатов своими постановлениями положили начало низвержению власти буржуазии.

Перелом в этом затянувшемся процессе развертывания революции на Севере наступил лишь в мае-июле 1918 года, когда прибыло подкрепление из центра в лице правительственной ревизии во главе с тов. Кедровым.

Коммунистическая организация повела в это время более решительную борьбу с контр-революцией, приступила к ликвидации контр-революционных организаций и старых органов управления (разгон в июне архангельской городской думы, арест явных контр-революционеров и т. д.) Вместе с тем началась работа по укреплению советской власти, по организации красных вооруженных сил и подготовке обороны края.

В массах начали изживаться иллюзии о буржуазной демократии. „Обольшевиченные" советы города и деревни повели решительное наступление на буржуазию. Сопротивление последней вылилось в кулацкие мятежи (Кемь, Холмогоры, Шенкурск).

Только в это время по настоящему были задеты экономические интересы капиталистических классов.

Все же северные советы и в этот момент были слабы. Даже в Архангельском совете было сильно влияние эсеров и меньшевиков.

Архангельская контр-революция, цесмотря на слабость совета рабочих и солдатских депутатов и большевистской организации, однако, боялась поднять открытое восстание, рискуя остаться без поддержки.

Российская и иностранная контр-революция не выступала открыто, все еще надеясь на внутренний распад советской власти.

Но когда с Германией был заключен Брестский мир, когда советская власть стала крепнуть контр-революция поднялась на открытую борьбу с советами, опираясь на помощь правительств Антанты.

Насколько нерешительна и слаба была советская власть в Архангельске, видно из того, что печатные органы меньшевиков и эсеров под тем или иным видом выходили и вели контр-революционную агитацию почти до последнего момента существования советов в Архангельске в 1918 году.

29    апреля 1918 г. отдел губисполкома по борьбе с контр-революцией предложил всем владельцам типографий „воздержаться" от печатания противосоветских газет, брошюр, воззваний и об'явлений. ,,В противном случае владельцы типографий будут привлекаться к революционному суду, а типографии будут конфискованы в пользу Советской республики". Но эти „строгие" предупреждения не действовали на владельцев типографий и последние преспокойно выпускали противосоветские и противобольшевистские газеты, журналы и листовки.

Контр-революция в Архангельске организовывалась, усиливалась и переходила в наступление на виду у губисполкома.

В этом сказывалась явно соглашательская политика и предательство эсеро-меньшевистской части архангельского губисполкома.

С марта месяца контр-революция стала поднимать голову и в уездах, где она умело использовывала в своих целях финансовый кризис, недостаток в промышленных товарах и продовольствии.

Если советская власть была слаба в городах, то еще хуже в этом отношении обстояло дело в уездах: в одних волостях существовали советы, в других—земства. Такое состояние советской власти в губернии было на руку контр-революции. И она действовала. Безнаказанно убивались советские работники (председатель Мохченского совета— т. Зыков, т. Гарончаровский — в Холмогорах). Какой-нибудь старый воинский начальник безцеремонно разгонял уездный крестьянский с‘езд (Холмогоры). Засевши в уездных крестьянских советах белогвардейцы не созывали с‘езда, чтобы сохранить власть в своих руках (Архангельский уезд). Горсточка авантюристов имела возможность разгромить тот или иной уездный исполнительный комитет советов (Кемь, Шенкурск) и т. д.

Общее хозяйственное положение края было тяжелым. Особенно тяжелым было хозяйственное положение Архангельской губернии. Скудные запасы продовольствия не могли удовлетворить потребности губернии, и к весне 1918 года население ряда районов голодало. Из небольших наличных продовольственных запасов приходилось, кроме того помогать еще более голодавшему Ленинграду.

Тяжесть хозяйственного положения искусственно раздувалась и всячески использовывалась контрреволюцией.

Основным вдохновителем контр-революционной работы на Севере был посольский корпус союзных держав, приютившийся в Вологде. Послы переехали в Вологду из Москвы тотчас после заключения Брестского мира, в конце февраля 1918 г.

Начиная с марта 1918 г. подпольная деятельность союзных посольств принимает весьма активный и широкий характер. Посольский корпус вступает в переговоры о вооруженном вмешательстве во внутренние дела России со всеми анти-советскими партиями, при чем вопрос этот обсуждался почти открыто.

4 апреля 1918 года .Петроградская Правда" сообщает об этих переговорах следующее: „В Москве состоялось собрание представителей демократических и социалистических партий и организаций относительно возможных пределов вмешательства в наши внутренние дела. Принята резолюция, которая говорит, что выступление союзников на русской территории должно вызвать сочувствие всех тех групп, которые не признают Брестского мира“.

Русские анти-советские партии, после первых попыток самостоятельной борьбы против советской власти, убедились, что внутренних сил контр-революции недостаточно для того, чтобы сбросить советскую власть. Поэтому они всячески искали себе поддержку у зарубежной буржуазии и добивались вторжения в пределы России военных сил Антанты для уничтожения советской власти.

Послы Антанты со своей стороны держали тесную связь со всеми контр-революционными организациями, соглашательскими партиями и так называемым „союзом возрождения". Техническая подготовка вооруженных выступлений проводилась военными миссиями союзников.

После казацкого восстания под командой Дутова на Волге (летом 1918 г.) и выступления чехо-словаков, планы союзников на Севере стали ясны. Задуманная интервенция должна была начаться с захвата Архангельска. Отсюда, как из своего опорного пункта, интервенты наметили распространить свои действия по направлениям: а) через Вологду—на Москву, б) через Котлас—на Вятку и Пермь (на соединение с чехо-словаками на Волге) и в) по ленинградскому тракту (Холмогоры—Плесецкая—Каргополь), чтобы идти в последнем случае на поддержку мурманскому десанту и угрожать Ленинграду. Таким образом, предполагалось замкнуть кольцо блокады с севера и востока против наших красных столиц.

Одновременно с интервенцией была намечена также и подготовка местными контр-революционными силами ряда восстаний внутри страны. Этой подготовкой и были заняты союзные послы, осевшие в Вологде.

Таким образом, послы избрали своим пребыванием Вологду не случайно. Вологда их манила к себе, как удобный стратегический пункт Севера, связанный прямым железно-дорожным путем с Архангельском а через Вятку—с Уралом и Сибирью. Здесь намечалось осуществление белогвардейского заговора, душой которого был французский посол Нуланс и начало которому положило чехо-словацкое восстание. Американский посол Френсис поддерживал этот план удушения советской власти. По имеющимся данным, французский посол Нуланс, энергично содействуя подготовке ярославского белогвардейского восстания, имел непосредственную связь с эсерами и даже вырабатывал совместно . с ними план занятия Архангельска.

8-й совет партии социалистов-революционеров, открыто солидаризируясь с империалистическими державами Согласия, постановил призвать войска Антанты для свержения большевистского режима.

По широко задуманному плану, ярославское восстание должно было идти в помощь архангельскому, чтобы отрезать Архангельск и Вологду в решительный момент от Москвы и не дать возможности центральному советскому правительству подать помощь на Север при занятии его белогвардейцами и союзниками.

Но не успел еще Нуланс сорганизовать прибытие в Архангельск экспедиционного корпуса союзников, в Архангельске еще продолжала существовать советская власть, а ярославские эсеры и меньшевики, поддержанные царскими офицерами, помещиками и буржуазией, горя нетерпением, решили 11 июля выступить.

Ярославское восстание находилось в тесной связи с неудавшимися контр-революционными мятежами в других городах, расположенных по верхней Волге (Рыбинск, Муром и др.). Связать северный и чехословацкий восточный фронт—вот основная задача этого восстания. На ярославское восстание и на дальнейшую роль Ярославля белогвардейцами и союзниками возлагались огромные надежды. И ликвидация этого восстания сильно обескуражила наших врагов, т. к. она в значительной степени ослабляла значение северного фронта, весьма затруднив для белых возможности продвижения на Вологду и Вятку.

Ярославские рабочие, на которых рассчитывали вожди контр-революции, не выступили на поддержку восстания, несмотря на все увещания местного меньшевистского комитета.

Первоначальный успех восстания в городе обусловлен был только тем, что организаторы его обманным путем успели своевременно насадить в местный советский аппарат своих ставленников, членов „Союза защиты родины и свободы".

Несмотря, на всю неожиданность, с которой свалилось на нас ярославское восстание, оно не создало никакого замешательства в наших рядах. Для его подавления были своевременно посланы из Москвы необходимые вооруженные силы. Посланные из центра войска были пополнены рядом рабочих отрядов.

В Вологде при первых же известиях о том, что в Ярославле произошло восстание, был учрежден чрезвычайный революционный штаб.

В задачу этого штаба входило прежде всего принять необходимые меры к тому, чтобы воспрепятствовать ярославским белогвардейцам продвинуться к Вологде. На подкрепление сил, брошенных из Москвы на подавление восстания, была немедленно выслана из Вологды в Ярославль караульная рота и отряд латышских стрелков. Вся Вологодская губерния была об‘явлена на осадном положении.

В самой Вологде оставался только небольшой вооруженный отряд коммунистов из рабочих Вологодских железно-дорожных мастерских.

Быстрое подавление ярославского восстания дало хороший урок белогвардейцам и показало, что советская власть шутить с ними не будет. На примере этого восстания и посольский корпус союзников до некоторой степени убедился, что рабочие и подавляющее большинство крестьянства не поддерживают белогвардейских авантюр.

Ярославское выступление белогвардейцев не встретило никаких откликов среди основной массы северного крестьянства, несмотря на все призывы к восстанию, которые рассылал по деревням ярославский губернский комитет партии социалистов-революционеров.

Эсеры рассчитывали, что им удастся вовлечь в ярославское восстание крестьянство других губерний. С этой целью Питирим Сорокин вел работу в Северо-Двинской губернии, С. С. Маслов подготовлял почву в Вологде, а в Архангельске орудовал А. А. Иванов, который незадолго до захвата Архангельска, вместе с Ракитиным, поднял восстание в Шенкурске, опираясь исключительно на кулаков.

Выступление кулаков в Шенкурске крестьянскими массами поддержано не было. Попытка поднять массовое крестьянское восстание против советской власти и здесь окончилась крахом.

Эсерам в Архангельской губернии не удалось оправдать тех надежд, которые возлагал на них Нуланс, поддерживая их деньгами. Если впоследствии (в августе) удалось совершить переворот в самом Архангельске, то это произошло только потому, что здесь делу помогли изменники: генерал Потапов, адмирал Викорст и царский ротмистр Берс со своим конно-горским отрядом.

В Архангельске, как и в Ярославле, рабочие и крестьяне были против белогвардейщины.

Эсеры готовили восстание, но совершили его царские офицеры при помощи империалистических держав Согласия.

Началом интервенции, в форме военных действий Антанты против Советского правительства, фактически надо считать события в Мурмане и Кеми в июне-июле 1918 года, хотя оффициальное начало открытой гражданской войны на Севере принято считать с 1 августа 1918 года, т. е. со дня падения Мудьюга и высадки англо-французами десанта для оккупации Архангельска.

В первых числах июня президиумом Мурманского краевого совета было заключено временное, по особым обстоятельствам", предательское соглашение с представителями Великобритании, Северо-Американских Соединенных Штатов и Франции якобы для совместных действий по обороне Мурманского края от держав германской коалиции. 7 июля этот договор был официально утвержден эсеро-меньшевистским Мурманским советом и затем предан огласке. Это соглашение дало повод союзникам занять мурманское побережье и сразу же после договора высадить ряд десантов союзных войск под командой генерала Пуля. Мурманск был занят союзными войсками. По договору с союзниками мурманский совет втянул в орбиту своего влияния и Кемский уезд.

С каждым днем десант союзных войск в Мурманске увеличивался. Через несколько дней они стали двигаться на Кандалакшу и Кемь. Затем последовали враждебные действия союзного флота в Белом море, высадка по Летнему берегу мелких отрядов и первые стычки с ними в июле месяце. Во второй половине июня в Кеми, на пикете ж. д. № 90, остановился англо-французский отряд, а в город прибыл бронированный поезд. В это время белогвардейцы уже были недалеко от Сороки.

Контр-революционные элементы г. Кеми начали открытое выступление против советской власти, при активной поддержке англо-французов. Когда кемским советом были приняты решительные меры к подавлению поднимающегося контр-революционного выступления, вмешались англо-французы, поддержав контр-революционеров вооруженной силой.

В первое время союзники не „свергали“ советов, боясь вызвать недовольство местного населения. Англо-французы начали переизбирать советы так, чтобы туда попадали только их сторонники— эсеры и меньшевики. Там же, где советы, оставшиеся верными революции, не уступали места контрреволюционным предательским советам, англо-французские генералы расстреливали работников советской власти за неподчинение новой „советской” власти.

Когда в начале июля Кемь была занята союзными войсками, члены уездного исполнительного комитета—Малышев, Каменев и Вицупа были расстреляны, а другие арестованы. „Оборона“ Мурманского края от держав германской коалиции началась расстрелом трех советских работников. В том же духе она продолжалась и дальше.

В Сороке были арестованы все члены контрольного комитета завода Беляева, на острове Попове арестованы все члены фракции коммунистов. По всей полосе Мурманской железкой дороги _ члены железно-дорожных комитетов, стоящие за советскую власть, были арестованы все без исключения. Система террора царила по всей оккупированной зоне.

Террор союзных генералов вызвал возмущение рабочих. Особенно остро сказывалось возмущение рабочих в Мурманске. Рабочие массами бежали на юг, в районы, где была советская власть.

Союзниками были захвачены ходившие в обычные рейсы пароходы: „Михаил Архангел“, „Новая Земля“, „Михаил Кази“ и „Соломбала". Командиром английского крейсера „Антентив" пароходы были принуждены перевозить отряды союзных войск и их боевые припасы, а также пассажиров и всякие грузы.

Под вывеской „совета“ в Кеми была фактически восстановлена старая городская дума. На деле же власть находилась в руках союзного командования.

В те же дни были арестованы члены онежского военного комиссариата т. т. Веселов и Александров и разоружена пограничная охрана.

16 июля в Архангельске стало уже известно, что отряды морской пехоты и карельского баталиона союзников оккупировали Соловецкий остров. Целый ряд данных указывал на то, что союзники ведут подготовку к оккупации Архангельска.

Захвату Архангельска предшествовала продолжительная подготовка контр революционных сил, как внутри России, так и вне ее.

Провал Ярославского восстания сорвал, как уже было сказано, готовившееся в июле выступление контр-революции в Архангельске.

Одной из основных причин, затормозивших занятие Архангельска, нужно признать и работу правительственной ревизии комиссара Кедрова, а также губернской чрезвычайной комиссии. Они беспощадно расправились с рядом контр-революционных гнезд и лиц в самом Архангельске и в губернии.

Однако приток контр-революционных элементов с каждым днем рос. С мая Мурманск и Архангельск стали форменными сборными пунктами для контр-революционных сил.

Противосоветские организации, в частности "Союз возрождения", вербовали в ряде других городов совершенно надежное, в смысле контр-революционности, офицерство (преимущественно гвардейское), снабжали его деньгами и под разными предлогами направляли и в Архангельск, и в Мурманск.

По линиям путей сообщения, для того чтобы воспрепятствовать перемещению советских войск и распределению боевых запасов, была размещена сеть агентов „Союза возрождения“. В Вологде работал отдел „Союза“; согласовывавший свою деятельность как с Москвой, так и с Ленинградом. В Вологде же находился передаточный пункт, через который офицерство направлялось в Архангельск, в распоряжение архангельского агента генерала Пуля—капитана Чаплина, который кроме того носил фамилию Томсона и для большей свободы в передвижениях по Советской России был снабжен английским паспортом. Вологодский отдел „Союза

возрождения“ имел также задачу подготовить восстание, приуроченное к моменту высадки союзных войск в Архангельске.

Через Архангельск морским путем (хотя гораздо удобнее было делать это через Мурманск) следовали за границу иностранцы: сербские, итальянские и другие эшелоны военнопленных, офицерство и прочие лица. Значительная часть их под разными предлогами застревала в Архангельске.

А концу июня в Архангельске сосредоточились. значительные группы пленных сербов и итальянцев, в большинстве вооруженных. Дело дошдо до того, что отрядами сербов и итальянцев были самовольно заняты под жилье казарменные помещения на Быку и на Воскресенской улице (сейчас ул. Энгельса).

Для Архангельска эти вооруженные отряды стали представлять большую угрозу. Во что бы то ни стало необходимо было их из города удалить.

Были отправлены запросы в центр. Одновременно с этим Архангельский губисполком обратился в Вологду, которая являлась центральным пропускным пунктом для военнопленных и беженцев, с просьбой—приостановить отправку на Архангельск беженцев и пленных и установить заградительный пункт. Но никем никаких мер в этом направлении принято не было, и каждый прибывающий в Архангельск поезд выбрасывал все новые и новые партии пленных и белогвардейцев.

Особенно усилился наплыв контр-революционных сил после подавления ярославского и московского восстаний.

Архангельской губернской чрезвычайной комиссией были предприняты массовые обыски и аресты офицерства.

26 июня Архангельский губисполком получил от Реввоенсовета телеграмму следующего содержания: „Советская власть не может потерпеть хозяйничания на Белом море ни немецких, ни союзных войск. В виду англо-французского десанта в Мурманске, скопление несоветских—юго-славянских, чехо-словацких, итальянских, французских и прочих частей на Беломорском побережьи абсолютно недопустимо. Строжайше предписываю предпринять все необходимые и вытекающие из обстановки меры для разоружения, удаления или расформирования этих частей“.

Губисполком немедленно предупредил сербов и итальянцев о выселении их из Архангельска. С протестом против высылки сербов и итальянцев выступили английский и французский консулы. Все же сербско-итальянские беженцы были разоружены, и вся партия их под усиленным конвоем была отправлена поездом на Москву.

Однако угроза росла. Войска интервентов на пароходах уже направлялись к Архангельску.

В Архангельске на очередь дня стал вопрос о скорейшем приведении в боевую готовность всех военных сил.

14    июня наркоминотдел т. Чичерин телеграфирует председателю Архангельского губисполкома:

„Мы потребовали ухода английских, французских и американских судов из наших портов. Возможны враждебные действия англичан и их союзников, в связи с чехо-словацким движением. Надо быть готовыми к отпору".

22 июня был опубликован приказ тов. Кедрова. которым в районе всего Архангельского порта и города вводилось военное положение.

Того же числа вновь назначенный командующий сухопутными и морскими вооруженными силами Архангельского района т. Самойло, согласно предписаниям тов. Кедрова, приказал:

„Немедленно поставить донные мины против южной оконечности острова Мудьюга; подготовить к затоплению баржи на Лапоминском створе; подготовить уничтожение створных знаков и вех. Учредить дежурство по охране бара с установлением пароля флагами. Батареи открывают огонь в случае движения судна без пароля. В устье реки Северной Двины организовать взрывы местного значения. Подготовить к взрыву Бакарицу".

30 июня президиум губисполкома сообщил командующему сохопутными и морскими силами Архангельского района, что ни одно военное иностранное судно не должно быть допущено во внутренний бассейн реки Сев. Двины и порта. Торговые иностранные суда могут быть допускаемы во внутренний бассейн реки Сев. Двины Лишь после тщательного осмотра.

28 июня вопрос о надвигающемся военном столкновении обсуждался на городском собрании коммунистов, где решили немедленно начать военное обучение коммунистов и рабочих (на заводах были отряды Красной Гвардии).

6 июля Архангельский комитет РКП (б) выпускает воззвание ко всем группам, коллективам, ячейкам и отдельным членам партии, проживающим в пределах губернии, в котором призывает:

„Товарищи коммунисты, собирайтесь под партийное знамя! Формируйте отряды из сознательных товарищей и направляйте в гор. Архангельск по адресу: Клуб коммунистов“.

Собирались все местные Военные силы, которые были крайне незначительны. Почти все коммунисты были под ружьем. При чрезвычайной комиссии был создан небольшой .железный отряд", оставшийся до конца верным советской власти. Большинство же отрядов были ненадежны и изменили так же, как изменил городской конный дивизион под командой капитана Берса, соратника Томсона-Чаплина. Командир этого дивизиона Берс был впоследствии произведен ген. Пулем в полковники и награжден титулом графа. Даже в штабах сидели предатели.

Контр-революционеры, пользуясь всяким хозяйственным затруднением, усиленно агитировали против большевиков.

— Придут, вот, союзники, — говорили они,—и привезут продовольствие, даже белую муку (в Архангельске питались овсом).

Интеллигенция и служащие в большинстве своем сочувствовали приходу белых.

При такой обстановке не легко было организовать оборону, тем более, что даже левые эсеры саботировали работу большевиков и исполкома.

Прием добровольцев в Красную армию шел крайне туго. Крестьяне не знали и не понимали значения Краской армии, нередко относились даже враждебно к ней. Это наблюдалось, особенно в тех районах, где вели свою гнусную работу эсеры и меньшевики.

Кроме 1-го Советского полка (численностью около 1000 человек), имелись в Архангельске еще флотские части (приблизительно такой же численности), возглавляемые Целедфлотом, (центральное управление флотом Ледовитого океана), латышский ,,полк“ (менее 200 человек), железный отряд (менее 100 чел.) и кавалерийская „дивизия“, фактически состоявшая из горсточки ингушей.

Одновременно с введением военного положения в Архангельске, для усиления формирования частей Красной армии. было решено не ограничиваться одной вербовкой добровольцев, но об‘явить в губернии мобилизацию нескольких возрастных групп.

2    июля губисполком об‘явил мобилизацию родившихся в 1893-1897 гг., и члены губисполкома раз‘ехались по уездам для ее проведения.

Мобилизация, однако, дала чрезвычайно немного. Разгар полевых работ, усталость крестьянских масс после империалистической войны, слабость коммунистической агитации и об‘единенный фронт врагов—от монархистов до меньшевиков включительно—помешали успешному проведению мобилизации.

Даже левые эсеры—и те по отношению к мобилизации проявили колебание: на губернском с‘езде вся фракция левых эсеров (87 делегатов) воздержалась от голосования. Неопределенная позиция левых эсеров также срывала успех мобилизации и оказывала весьма определенную услугу врагам пролетарской власти.

С каждым днем угроза интервенции становилась все более реальной и близкой. 23 июля т. Кедров приказал срочно перевёсти окружной комиссариат Беломорского военного округа со всеми ‘подведомственными ему окружными управлениями и штабом в гор. Вологду.

Для предупреждения возможного контр-революционного выступления в самом Архангельске группой ответственных партийцев были намечены следующие меры: в каждом участке города установить связь между всеми коммунистами, при первой опасности, по заранее установленному сигналу для каждого участка города, всем коммунистам участка собраться в определенном месте, всем Архангельским коммунистам и передовым рабочим Маймаксы, создавшим отряд Краснов гвардии, выдать оружие.

Союзный отряд, под охраной крейсеров: „Адмирал Оба" (французский), „Олимпия" (американский) и „Антантив“ (английский), в ночь на 30-е июля двинулся на 17 судах в Белое море. Проводниками отряда были: председатель Мурманского краевого совета эсер Юрьев и бывший капитан Бутаков. Одновременно с этим выступил славяно-британский отряд, под командой английского полковника Торнхиля, занявший почти без боя гор. Онегу.

1 августа, рано утром, эскадра подошла к Мудьюгу. Остров Мудьюг находится недалеко от устья р. Северной Двины, с правой стороны при впадении реки в Белое море.

За несколько дней до падения в Архангельске советской власти на острове было решено установить дополнительную батарею. Бывший морской офицер, руководивший минированием Березовского устья и установкой батарей, оказался предателем: мины, когда нужно было, не взорвались, а две батареи (восемь шестидюймовых орудий) были поставлены на открытом месте, с ничтожными интервалами и ничем не были замаскированы.

Когда на предложение союзников сдаться Мудьюг ответил отказом, то по великолепному прицелу, каким являлись батареи, крейсер дал первый выстрел. Одновременно с судна поднялся гидроплан и сбросил над батареями пачку прокламаций и несколько бомб.

Батареи Мудьюга начали обстрел из всех 8 орудий, но после нескольких выстрелов—из шести орудий уже нельзя было стрелять. Одна из шрапнелей, взорвавшаяся у самой батареи, убила и ранила несколько человек. В числе их был убит комиссар т. Кукин. От бомбы с гидроплана загорелся пороховой склад. Следующими выстрелами с крейсера мудьюжские батареи были окончательно приведенщ в негодное состояние.

С крейсера были спущены катеры с многочнсленным десантом, направившимся к северной оконечности острова.

Часть войсковой команды, прислуга батареи и рабочая артель принудиловцев, состоявшая из буржуазии Архангельска, отступили в тыл и, перейдя вброд залив, вышли на материк.

Оставшиеся части перешли на южную оконечность острова, где начинались минные поля. Но там оказалось, что минные заграждения не были еще окончательно готовы и к тому же были так поставлены, что могли действовать только под прикрытием батарей.

Погрузившись на подошедший буксир, мудьюжцы отправились к Архангельску, находясь всю дорогу под преследованием гидроплана.

В Архангельске 31 июля стало известно, что Онега занята англо-французскими войсками и что они двигаются лесным путем к станции Обозерской, чтобы захватить ее и отрезать Архангельск от центра.

Неприятельский аэроплан, кружась над городом, разбрасывал прокламации за подписью генерала Пуля. Мудьюг сообщал о приближении неприятельских военных судов.

В ночь на 1-е августа, при обсуждении мероприятий по эвакуации ценностей, было решено эвакуировать губисполком по Сев. Двине в гор. Шенкурск.

День 1 августа прошел в поспешных приготовлениях к эвакуации. Погруженные суда должны были отойти все сразу по распоряжению Совета обороны.

В час ночи речная флотилия в шесть пароходов с эвакуируемыми учреждениями и ценностями двинулась вверх по реке. Последний пароход с сотрудниками чрезвычайной комиссии отбыл в 2 часа утра на 2 августа.

С получением сведений о падении Мудьюга латышская рота, железный отряд и другие надежные советские военные части были переброшены на другую сторону Двины. В самом городе были оставлены Беломорский отряд во главе с командиром—предателем Берсом и другие части, не представлявшие ничего серьезного в боевом отношении.

Два большие ледокола „Святогор“ и „Микула Селянинович“, единственные суда, которые могли оказать противнику некоторое сопротивление, были с большим трудом затоплены для того, чтобы заградить устье Двины. Пироксилин, полученный от главного инспектора по взрывчатым веществам, при попытке взорвать ледоколы, оказался негодным. Суда были затоплены путей открытия кингстонов. Это дало потом возможность англичанам без особого труда при помощи водолазов закрыть кингстоны, выкачать воду и поднять ледоколы.

В момент ухода последних пароходов с эвакуируемыми губернскими учреждениями в Архангельске произошло выступление белогвардейцев и перешедшего на их сторону Беломорского отряда Берса.

Еще ночью этот отряд, состоящий из горцев, распространился по городу вместе с выползающим из подполья офицерством и занял намеченные ранее позиции.

Днем 2 августа был открыт пулеметный и орудийный огонь по отступающим советским частям,

начались аресты на улицах случайно оставшихся коммунистов и беспартийных рабочих. Пулеметами из окон обстреливали всех, стремившихся покинуть город. Под орудийным и пулеметным огнем белогвардейского Беломорского отряда команда судна „Чесма“ была вынуждена броситься в реку и на шлюпках и вплавь спасаться на другой берег. Часть этих верных советской власти людей погибла, а другая часть, прорвавшись, направилась вверх по Двине.

Один из ледоколов, затопленных для заграждения фарватера Двины.

В Двинском Березнике, когда туда прибыли члены губисполкома уже было получено телеграфное сообщение, что в Архангельске об‘явлено о переходе власти в руки представителей союза земства и городов, и временное управление Северной области предписывает задерживать большевиков, везущих ценности.

Власть в Архангельске оказалась в руках белогвардейцев еще до прихода союзных отрядов.

Союзный десант высадился в Архангельске только к вечеру 2 августа.

Основными непосредственными. причинами сдачи Архангельска были: а) слабость местной советской власти и красных вооруженных сил; б) предательство военных специалистов и соглашательских партий — эсеров и меньшевиков.

2 августа, на второй день после захвата Архангельска, сформировалось „Верховное управление Северной области", под председательством эсера Н. В. Чайковского.

С первых же дней эсеровское правительство начало рьяно проводить в жизнь политику буржуазии, направленную против рабочего класса. Первым актом правительства в этой области была отмена декрета о фабрично-заводском контроле.

Рабочие, занимавшие какие либо выборные должности, выбрасывались с предприятий и арестовывались, профсоюзы выселялись из занимаемых ими помещений. Все это сразу же создало тревожное настроение в рабочих массах.

Вся политика эсеров по охране труда была направлена против интересов рабочих. За время своего пребывания у власти эсеры не приняли никаких мер к улучшению положения рабочих. Такая „политика“ не могла остаться без ответа. Начинались забастовки, волнения. Ряд рабочих собраний стал выносить решения о недоверии к правительству.

Все это наводило военщину и торгово-промышленные круги на мысль о необходимости сменить эсеровскую власть, этот „социалистический“ фиговый листок, на „настоящую твердую" власть.

При помощи ген. Пуля и союзной контр-разведки, в ночь на 6 сентября заговорщики арестовали членов правительства. Появился „приказ командующего русскими действующими сухопутными и морскими силами“ Чаплина, провозглашавший, что „Верховное управление Северной области низложено“. На посты министров были назначены заядлые монархисты.

Монархической шайке властвовать было не дано. Уж слишком большое отвращение вызывали они среди широких масс, чтобы удержаться у власти. 6 сентября выступил с протестом и призывом к протесту „Совет кооперативов Севера".

Наглое выступление монархистов вызвало возмущение рабочих. Вспыхнула забастовка протеста против захватившей власть черносотенной своры.

Опасность положения заставила союзных послов приспособляться. Они вновь решили прибегнуть к помощи социал-соглашателей. Френсис (американец) выступил 6 сентября с обращением „к населению Северной области", в котором заявлял: „Принимая во внимание слишком тяжелое положение, считаю себя обязанным принять меры к немедленному освобождению арестованных членов правительства и к их возвращению в Архангельск". Таким образом, социал-предатели вновь вернулись к власти; но свой авторитет даже в отсталых рабочих слоях они уже потеряли окончательно.

Эсеры поручили Чайковскому снова обивать пороги иностранных миссий. Последние настаивали на привлечении в правительство местной крупной буржуазии. С разрешения союзников и после переговоров с торгово-промышленными кругами, наконец, было составлено новое правительство в следующем составе: Н. В. Чайковский-председатель, иностранные дела и земледелие, П. Ю. Зубов (кадет)—юстиция, князь И. А. Куракин (беспартийный)—финансы, Н. В. Мефодиев (кадет)—торговля, промышленность и вопросы труда.

Все эти изменения не меняли существа положения. Фактической властью были и остались: генерал Пуль и союзная контр-разведка, возглавлявшаяся полковником Торнхилем.

С октября 1918 года белогвардейцы начинают „укреплять" власть и фронт.

Собирают остатки земства, избирают городскую думу, от вербовки в белую армию добровольцев переходят к обязательным призывам определенных возрастов. Все это делается союзниками, а в качестве их агента-посредника фигурирует „правительство“. Союзники держат все нити в своих руках: власть, охранку, деньги, продовольствие, военное снаряжение и припасы. И когда какой-нибудь полковник Дуров во время бунта солдат Архангельского стрелкового полка теряется или не умеет достаточно решительно с ними расправиться, то союзники своими силами расстреливают каждого десятого солдата и восстанавливают „порядок“.

Разумеется, такой режим вызвал резкое недовольство рабочих и крестьян захваченного белогвардейцами района. Террор белогвардейцев все усиливался, ибо ничем другим на недовольство масс они отвечать не могли.

Отношения между населением и белым правительством все больше и больше обострялись.

Отрезвление масс нашло свое выражение и в некоторых выборных органах,—особенно в совете профессиональных союзов. Некоторые из руководителей его стали стремиться к выработке общей линии поведения вместе с подпольной большевистской организацией.

Крупная стычка произошла в марте 1919 года. Правительство решило ничем не отмечать годовщину февральской революции. Совет профессиональных союзов и даже городская дума решили отметить эту годовщину большими торжественными заседаниями.

12-го марта днем на судоремонтном заводе состоялось торжественное заседание с участием свыше 1000 рабочих, на котором ряд выступавших ораторов не только резко критиковал действия белогвардейского правительства, но доказывал, что лишь советский строй может улучшить положение рабочих и призывал добиваться прекращения бойни против советов. Все это наделало много шуму.

В ближайшие же дни были произведены аресты выступавших с речами и массовые обыски. Настроение у рабочих и частью у солдат было такое, что надо итти на восстание, но восстание в тот момент грозило только усилением чрезвычайной расправы.

Белогвардейские власти решили огнем и мечом уничтожить „крамолу". Были произведены массовые обыски и аресты, в том числе—ряда работников большевистской подпольной организации. Началась суровая расправа. Болото за городом (мхи) приютило в эти дни снова несколько десятков трупов расстрелянных революционеров.

Наряду с расстрелом, каторгой на Мудьюге, террором контр-разведки „правительство" применило еще одну меру. Появился приказ Марушевского о высылке в Советскую Россию большевиков и всех желающих туда выехать. Надо было подать заявление о причинах желания, в частности дать сведения о своих политических взглядах. Этот провокационный акт помог расправиться контр-революции с попавшимися на закинутую удочку рабочими и крестьянами.

В армии был установлен порядок во всех отношениях до-революционный, со всеми атрибутами царской военщины. Над солдатами творилось безобразнейшее издевательство, во-всю цвел шпионаж, шли систематические расстрелы за случайно обмолвленное слово и проч.

Крестьян донимали повинностями, поборами; крестьянских девушек насиловали пьяные офицеры. В широких массах крестьянства, испытавших на своей спине тяжесть контр-революционной власти, начался перелом в сторону решительной поддержки советской власти.

Так сама себя разоблачала контр-революция, вызывая возмущение широких трудящихся масс.

Так разоблачали себя эсеро-меньшевистские верхи, откровенно ставшие на сторону врагов рабочего класса.

Меньшевики и эсеры своей деятельностью на Севере больше, Чем где-либо, разоблачили себя, особенно ярко показали свою антипролетарскую мелкобуржуазную сущность. Превратившись в жалких лакеев буржуазии, в прислужников западно-европейского и американского империализма, они потеряли в конце-концов всякое влияние не только среди рабочих и крестьян Севера, но даже среди интервентов и местной буржуазии. В великой классовой борьбе, развернувшейся на Севере, они очутились в положении людей, выставлявших демократические платформы, а на деле служивших ширмой для самой оголтелой буржуазно-помещичьей своры.

Не даром ряд видных меньшевиков Архангельска (Бечич, Цейтлин, Успенский, Наволочный и другие) в годовщину февральской революции на судоремонтном заводе торжественно отреклись от меньшевистско-эсеровской политики правительства Чайковского и признали свои ошибки; некоторые из них в последствии стали большевиками.

Не даром эсер Питирим Сорокин, член Учредительного собрания, отрекся от эсерства и в ноябре 1918 г. в „Правде" искренно раскаялся в своих ошибках.

Роль этого раскаяния особенно ярко подчеркнул т. Ленин в своей статье „Ценные признания Питирима Сорокина".

„То,—говорит т. Ленин,—что произошло в Архангельске, в Самаре, в Сибири и на юге, не могло не разрушить самых прочных предрассудков“.

„Если Питирим Сорокин,—продолжает т. Ленин,—сложил с себя звание члена Учредительного собрания, это—не случайность, это—признак, поворота целого класса, всей мелко-буржуазной демократии. Раскол среди нее неизбежен: часть перейдет на нашу сторону, часть останется нейтральной, часть сознательно присоединится к манархистам-кадетам, продающим Россию англо-американскому капиталу, стремящимся удушить революцию чужеземными штыками. Суметь учесть и использовать этот поворот среди меньшевистской и эсеровской демократии от враждебности большевизму сначала к нейтральности, потом к поддержке его, есть одна из насущных задач текущего момента“.

Борьба с контр-революцией на Севере обеспечила союз рабочего класса с деревенской беднотой и средним крестьянством и сочуствие лучшей части интеллигенции, а вместе с тем в значительной степени научила и коммунистические организации Севера использовать до конца поворот колеблющихся и переходящих на сторону революционного пролетариата слоев.

Нигде и, пожалуй, ни в чем с таким обнаженным цинизмом не проявилось звериное лицо белогвардейщины и подлинная „цивилизация" интервентов, как в неописуемых издевательствах этих поборников „свободы и демократии" над всеми пленными ,и арестованными, попавшими в их многочисленные застенки.

В то время, когда в Красной армии решительно боролись с духом партизанщины, склонной к самосудам, и строго карали за проявления излишней грубости к пленным и арестованным, там наоборот строго карали солдат, конвоиров и прислугу застенков за человеческое обращение со всеми, попавшими в лапы белых.

Приведем примеры обращения с пленными в Красной армии.

Член РВС 6-й армии т. Кузьмин в сборнике „Гражданская война“ рассказывает:

„Был захвачен капеллан одного из английских полков и доставлен в штаб дивизии. Священник был очень взволнован и уверен, что его повесят.

И когда по распоряжению т. Уборевич его отпустили на все четыре стороны, он встал на колени, помолился богу и сказал: „Всегда буду молить бога за добрых большевиков".

Как потом выяснилось, его не долго продержали в Архангельске и, как вредного агитатора, отправили в Англию.

Был еще характерный эпизод со взятым в плен английским капитаном Вильсоном. Он также был убежден, что его повесят. Красноармейцы Камышинской бригады, еще не проникнувшиеся традициями Северного фронта, сняли с него хорошее обмундирование и нарядили в рваное красноармейское одеяние. В штабе же армии ему выдали из захваченных в Шенкурске запасов офицерское английское обмундирование, снабдили хорошим английским табаком, хорошо накормили английскими же продуктами и, допросив, отправили в Москву. Там уже находилось достаточное количество английских и американских пленных, которые свободно ходили по театрам и чувствовали себя прекрасно.

И когда был поднят англичанами вопрос об обмене пленными, решено было послать к белым в качестве парламентера этого капитана Вильсона, присланного для обмена из Москвы в Вологду. Его решили послать исключительно по тем соображениям, что он, в противовес всяким нелепым слухам о Советской России, непременно расскажет командному составу о том, что он видел и слышал на самом деле и этим усилит те сомнения в целесообразности интервенции, которые уже начали там расти. Его отпустили под честное слово—через три дня вернуться.

Капитан Вильсон ровно через три дня, согласно обещанию, вернулся и потом был отпущен вместе с американцами через Финляндию. Месяца через три началась эвакуация иностранных войск“.

Совершенно по иному обращались с нашими пленными, не желающими драться против нас, и со всеми арестованными в тылу, в особенности с большевиками, вырванными из подполья.

Во время своего господства на Севере интервенты и белогвардейцы превратили весь край в сплошную тюрьму. Не было ни одного города и селения, занятого белыми, где бы не было застенков. В Архангельске, помимо тюрьмы, арестованные сидели при контр-разведке, при милиции, в здании „Бегов“ ка мхах, в концентрационном лагере на Быку и Бакарице, в кладовых таможни, в комендантском управлении, на военной гауптвахте, в ряде военных карцеров и т. д.

И все эти застенки были переполнены выше всяких норм. В Архангельской губ. тюрьме в камере, рассчитанной на 30 чел., помещалось 120 человек. Спали сидя, свернувшись калачиком на нарах и под нарами, на столе и под столом, на полу, в проходе, по углам и вокруг параши.

В деревне Печеньга, куда ссылали невмещающихся по тюрьмам Мурманска и Кеми, арестованных сажали на чердак недостроенного монастырского дома, напихав в него 70 чел. Затем их заставили разрыть песчано-каменную гору, устроить высокий земляной вал, обнести его колючей проволокой и внутри вырыть подземный склеп, в который заживо и замуровать себя. В эту форменную могилу прислали вскоре еще 100 человек.

Совершенно неописуемы условия жизни заключенных в каторжной тюрьме на острове Мудьюг, на этом поистине, как его прозвали, «острове смерти». Там подземные карцеры, выстроенные из досок, засыпанные мерзлой землей, без печей, стали могилой для большинства заключенных. Попадавшие туда редко оставались живыми, и если выходили оттуда, то с зияющими ранами на месте отмороженных частей своего тела.

В Мурманске и его окрестностях англичане не успевали строить новые и новые тюремные бараки,—а их там было очень много,—и были вынуждены занять арестованными даже боевой крейсер „Чесму“.

В ссыльно-каторжной тюрьме на полуострове Иоканьга арестованные загонялись по 20 чел. в землянку, где за недостатком нар люди приспособлялись под крышей или в проходе на сыром земляном полу

Подземные карцеры ссыльно-каторжной тюрьмы белых на острове Мудьюг

При том чудовищном терроре, которым сковали наш Север западно-европейские „цивилизаторы", при том огромном количестве арестованных, которое они имели, думать о сколько-нибудь человеческих удобствах для своих жертв не входило в их расчет.

По официальным данным белых у них за время интервенции на Севере через тюрьмы прошло 52 тыс. человек.

Палачи, помимо расстрелов и всяческих издевательств, действовали измором. В своих казематах они доводили людей до потери человеческого облика, до сумасшествия.

В Иоканьге от плохого питания, отсутствия света, воздуха и движений, от крайней скученности и сырости—начались повальные заболевания. С опухшими ногами, с кровоточащими язвами на деснах, закутанные в лохмотья, пластом валялись люди. Все обессилевали настолько, что не могли двигаться. Когда выносили парашу, за нее брались 5-6 человек, но и те падали, разливали содержимое, а стража тут же нещадно избивала их.

Кормили везде так скверно, что люди от голода шли на все и теряли всякое человеческое достоинство.

На „острове смерти"—Мудьюге—голодные, озлобленные, доведенные до безумия, люди ползали после обеда по грязному, заплеванному полу, собирая случайно упавшие ничтожные крошки сухарей.

Однажды на земляных работах арестованными была найдена бочка гнилой рыбы. Эту рыбу заключенные тайком от французов прятали кто куда мог. Вечером после работы стали варить рыбу в бараке. Когда вода в котелках стала нагреваться, эта гниль расползалась, распространяя столь страшное зловоние, что невозможно было дышать. И все же, несмотря ни на что, голодные люди с жадностью набрасывались на эту гнилую рыбу, один вид которой заставлял содрогаться.

Но еще более омерзительные сцены разыгрывались под окнами дома, где жили французы. Там выливались помои, и проходившие мимо заключенные бросались под окна, ползали на четвереньках в помойной яме, хватали все, что могли найти с‘едобного: кости, куски грязного сала, очистки картофеля.

В Архангельской губернской тюрьме также доходили до того, что когда случалось быть на работах у мусорных и помойных ям, заключенные выискивали картофельную шелуху, селедочные головы и прочие отбросы и тут же с жадностью поглощали их.

Режим был суровый во всех застенках, и особенной жестокостью он отличался в каторжных тюрьмах.

На земляных работах на острове Мудьюг люди работали до изнеможения, до потери сознания. Падающих на работе нещадно избивали. Когда изнуренные цинготные обращались к врачу, он советовал: „Вы не кушайте, а ходите на работы. Вам нужен только воздух".

Вместо медикаментов у врача на столе неизменно лежал стэк и револьвер.

В Печеньге за передачу т. Борисовым записки т. Подвойскому того и другого подвесили к столбу на руках, вывернутых назад; сняли только тогда, когда они потеряли сознание, и, чтоб привести в сознание, начали бить.

В Кемьском лагере „особо неблагонадежных" держали в бараке, который не топили даже в самые большие морозы, сковывали ручными кандалами по два человека и избивали за каждое слово протеста.

Часто расстреливали прямо на тюремном дворе на глазах заключенных. В Архангельской губтюрьме 3 ноября 1918 г. был расстрелян командир печорских красных партизан народный учитель т. Ларионов с шестыо его товарищами. Трупы расстрелянных два дня валялись под тюремной стеной.

Там же был и такой случай: матрос, приговоренный к смертной казни, сидел в камере смертников. Когда за ним пришли ополченцы „национального ополчения", чтобы отвести к роковому автомобилю, возившему осужденных на расстрел, он схватил тубаретку и бросился на вошедших. Вид его был так страшен, что „храбрые" воины вооруженные винтовками, стремглав, толкая друг друга, бросились вон из камеры. Когда тюремная стража немного оправилась, было приказано расстрелять его в камере, что и было сделано.

Военно-полевые суды в тюрьмах обставлялись всегда чрезвычайными церемониями и большою торжественностью.

На Иоканьге. Место, куда складывались трупы заключенных не вынесших белогвардейского тюремного режима

30    апреля 1919 г. с 10 час. вечера был назначен суд в губтюрьме над архангельскими большевиками-подпольщиками. В первом часу началась комедия суда. Один за другим промелькнули перед судом главные деятели большевистского подполья—Теснанов, Закемовский, Прокушев, Розенберг, Антынь, Клавдия Близнина, радио-телеграфист Иванов. К трем часам комедия суда кончилась. Приговор был один—на мхи. И там в день 1 мая, в великий праздник труда, палачи оборвали жизнь лучших борцов за дело рабочего класса.

Невыносимый тюремный режим вынуждал заключенных на самые отчаянные поиски выхода, на попытки совершенно неосуществимых побегов, на самоубийства и восстания, равносильные обречению себя на смерть, на жестокую расправу.

В Иоканьге за один только заговор на побег устроили ночью обстрел бараков со спящими заключенными. Убили 10 чел. и многих ранили.

14    сентября 1919 г. с острова Мудьюг бежало 60 чел. Но чтобы бежать оттуда, надо было:

1)    Голыми руками преодолеть проволочные заграждения и затем кинуться на прекрасно вооруженную, располагавшую пулеметами стражу, численность которой доходила до 100 человек.

2)    Найти способ переправы через пролив, отделяющий остров от материка, через так называемое Сухое море.

3)    Переправившись на материк, пуститься в путь осенью и одолеть грозную, мрачную природу Севера,—сотни верст ходьбы по дебрям и болотам, без компаса и карт.

4)    Нужно было обходить Архангельск, уездные города, села и деревни, кишевшие белогвардейцами, и суметь не попасть в руки многочисленных застав, раз‘ездов и разведок белых.

И все же восстание было поднято.

Из бежавших с острова 60 человек только 32, преодолев все трудности, на 15-е сутки вышли к Пинеге и добрались до красноармейской заставы. Остальные частью умерли по дороге, частью попали к белым и частью пропали без вести.

Из оставшихся, не успевших бежать, 13 человек наиболее активных участников побега были расстреляны на глазах всех заключенных.

19 месяцев длилось кошмарное владычество белых на Севере. Много пылких, смелых борцов, отдавшихся подпольной работе, сложило за это время свои головы. Много погибло в открытой борьбе с врагами на фронтах. Невероятные страдания и лишения выпали на долю арестованных и заключенных в белогвардейских тюрьмах и увезенных заложниками в Англию и Францию.

Трудящиеся Севера и СССР никогда не забудут ни героев борьбы за советский Север, ни уроков этой борьбы.

Немало сделала и.пережила в тылу у белых та горсточка коммунистов, которая осталась в подпольи.

2 августа 1918 г., когда закончил свое существование большевистский орган—газета „Архангельская Правда“, от комитета партии ко всем членам РКП (б) было сделано такое обращение:

„Дорогие товарищи!

Мировая гидра контр-революции в лице английского империализма наносит архангельской организации тяжелый удар. Комитет партии вынужден итти в подполье, дабы не быть распятым мировыми разбойниками.

Комитет партии призывает всех членов быть стойкими на своих постах и продолжать революционное дело.

Товарищи, революция в опасности! Наш долг всеми силами и средствами спасти ее.

Да здравствует революция!

Да здравствует Российская Коммунистическая Партия (большевиков)!

Комитет Партии“.

С этими историческими словами архангельская организация РКП (б) ушла в подполье.

Из немногих оставшихся коммунистов большинство было в первые же дни арестовано, и некоторые, в том числе военком тов. Зенкович, погибли. Только отдельным рядовым коммунистам удалось скрыться. Через некоторое время оставшиеся начали выходить из своих убежищ, встречались друг с другом и сбивались в небольшие группы по 3-4 человека. Более многочисленная группа об‘единилась около т. Теснанова—председателя союза транспортников.

На очередь стал вопрос об об‘единении разрозненных групп. В Кузнечихе, в квартире Теснанова, удалось собрать очень немного товарищей (5-6 чел.). Работа (http://moscowjob.net/rabota_v_moskve.php) подвинулась только в ноябре, с приездом из Печоры т. Баева, вложившего в дело организации всю свою огромную энергию. Работе способствовало и то обстоятельство, что Баев, как вновь приехавший, в первое время не обращал на себя внимания контр-разведки.

В ноябре 1918 г. на той же квартире Теснанова удалось собрать около 15 коммунистов. В первую очередь выяснили свои силы и перспективы работы. Недовольство рабочих масс, насилие белых властей подталкивали к активности, но силы организации были слабы. На этом собрании был избран и партийный комитет.

После об‘единения всех разрозненных товарищей в одну группу, работа оживилась. Всего в организации насчитывалось около 40 человек более или менее активных членов. Кроме того, среди рабочих, моряков и солдат имелось много сочувствующих и содействующих организации.

В январе 1919 года была выпущена первая прокламация комитета. В ней говорилось о тяжести положения трудящихся под режимом белых, о жестоких расправах с арестованными и т. д. Воззвание печаталось на шапирографе и было распространено преимущественно в городе и Соломбале.

В январе приступили к оборудованию типографии. Шрифт для типографии был найден в одной соломбальской типографии. Оборeдование типографии было закончено; начали выходить прокламации; распространялись эти прокламации очень широко. Они попадали в казармы, на заводы, к военным морякам, на железную дорогу, а оттуда на фронт, разбрасывались и расклеивались в городе, Маймаксе, Соломбале, на Быку и в ближайших деревнях. Успех их был, особенно в рабочих массах, громадный. Уже на другой день после появления прокламаций можно было слышать разговоры, что у большевиков есть организации на каждом заводе, станции и т. д. Понятно, что все это говорилось тайком, по секрету. Прокламации, брошенные даже в снегу, до чиста подбирались солдатами белой армии. Таким образом, цель организации была достигнута.

Прокламации обратили на себя внимание белогвардейской контр-разведки. Рабочих за найденные у них прокламации контр-разведка месяцами гноила в тюрьмах, а в большинстве случаев лиц, у которых находили прокламации, уводили на мхи и расстреливали.

Агитация имела значительные результаты, потому что попадала в тон общему настроению масс. Лозунги большевистской организации об‘единяли для протеста против белых всех недовольных. Особенно это. повлияло на разложение белой армии. Белогвардейский режим военно-полевые суды и насилия стали ненавистны массам. На этой почве подпольная большевистская организация вела успешную агитацию и пропаганду, содействуя процессу разложения белогвардейского режима.

Появление на сцену подпольной большевистской организации предшествовало ряду восстаний в белых войсках.

Как ни была бездарна контр-разведка, все-же то один, то другой оплошавший товарищ попадали к ней в лапы. Тюрьмы переполнялись. Аресты шли один за другим, кольцо контр-разведки сжималось все теснее и теснее. Уходили в подполье руководимые меньшевиками и эсерами профсоюзы. В сентябре 1919 г. были арестованы члены Совета профсоюзов, расстрелян виднейший работник большевистского подполья т. Теснанов, разгромлена большевистская организация.

Оставшиеся целыми несколько человек членов организации, избегая слежки, поспешили скрыться. Но спаслись очень немногие, те, которым удалось убраться подальше от Архангельска.

С мая 1919 г. до февраля 1920 года в Архангельске уже не было более или менее заметной подпольной большевистской группы.

Губернский центр большевистской партийной организации находился в то время в Шенкурске, где 13 июля 1919 г. и была созвана первая губернская конференция

.

Бешеную агитацию против советов с самого начала революции вели на Севере попы. Они окончательно обнаглели под покровительством интервентов.

С первого же дня с приходом англичан в Архангельск началась дикая, ничем неприкрытая свистопляска церковников против ненавистной им советской власти и большевиков, а на ряду с этим— подобострастные похвалы союзникам.

В первом же, выпущенном при белых номере „Епархиальных Ведомостей", попы поздравляют верующих с падением советской власти.

„Безбожная власть большевистской партии в г. Архангельске и губернии пала. Ее руководители позорно бежали перед лицом разгневанного народа. Прибыли союзники, англичане, французы, американцы, сербы и зовут на борьбу против общего врага. Поднимайтесь на защиту родины! Не ждите приказа о наборе. Идите сами доброй волею!“—с таким призывом обратились церковники к верующей пастве.

18 августа 1918 г. в Архангельске на Соборной площади (ныне Октябрьская площадь) состоялся торжественный благодарственный молебен с участием крестных ходов от всех приходов и в с е г о городского духовенства „по случаю избавления города от насилий и перемены власти". На молебне присутствовали представители власти, городского самоуправления, иностранные посланники, главнокомандующий ген. Пуль и союзнические войска. На этом молебне было произнесено „слово" знаменитым в истории северной контрреволюции протоиереем Иоанном Лялюхиным.

В этом, наполненном свирепой ненавистью к рабочему классу и к большевикам, „слове“ прот. Лялюхин призывал собравшихся „благодарить небо за избавление от власти правительства, состоявшего из бесчестных предателей родной земли и насильников, ограблявших и убивавших наше мирное население".

В своей речи он выразил общее мнение всей своры попов, буржуазии и обывательщины Архангельска, когда, захлебываясь от восторга, говорил:

— Радость перешла в восторг, когда на землю нашего города сошли с кораблей прибывшие к нам благородные союзники наши.

Свое „слово“ Лялюхин закончил призывом:

— Родные мои! Спешите спасти Россию. Во имя божие пойдем сражаться с коварным врагом, душителем правды. Становитесь под национальные знамена!

Так духовенство выступало против советской власти, так оно призывало бороться против диктатуры пролетариата.

Это „слово" Лялюхина не только было полностью напечатано в тогдашней белогвардейской газете „Северное Утро“, но и издано отдельной брошюрой на русском, английском и французском языках для распространения среди населения и войск.

Попы устраивали по всякому поводу бесчисленные крестные ходы и торжества, посвященные союзникам.

Праздник рождества в 1919 г. духовенство также не преминуло использовать для бешеной агитации против советской власти и партии большевиков.

В то время как в тюрьмах, на островах Мудьюге и Иоканьге томились сотни заключенных рабочих и крестьян, в то время как контрразведка свирепствовала во-всю, расстреливая на „мхах“ десятки и сотни лучших представителей рабочих и крестьян Сев. края,—в это время с церковных амвонов лились лицемерные песнопения: -Слава в вышних богу и на земле мир, в человецех благоволение". А „Епархиальные Ведомости" писали: „Только они, именующие себя большевиками, губят родину. Безбожное учение этих отщепенцев русского народа, их ненасытная жадность к захватам и обогащению на чужой счет, их каменные сердца, еще не дают нам мира“.

Итак, в борьбе рабочих с буржуазией духовенство стало на стороне буржуазии, на стороне палачей пролетариата и крестьянства.

Крестный ход в 1919 году, организованный в честь белых архангельскими попами

Церковное общество, в лице контреволюционного „союза духовенства и мирян", выдвинуло следующую боевую задачу: „Напрячь все силы церковного общества для противодействия большевизму и большевикам. Представители церквей должны призвать прихожан на борьбу против разбойников, прикрывшихся именем каких-то большевиков.

И дальше конкретно предлагается: в каждом сельском приходе устроить специальные комитеты, ставящие себе целью борьбу на месте с „современным злом-большевизмом“ и большевиками. Эти комитеты должны вести среди населения соответствующие раз‘яснения, распространять контрреволюционную литературу, получаемую из Архангельска, организовывать и посылать на фронт наиболее активных „борцов за родину", собирать средства на борьбу с большевизмом.

Из номера в номер „Епархиальные Ведомости“ вели планомерную пропаганду против рабоче-крестьянского правительства и против Красной армии.

16 апреля 1919 г. „союз духовенства и мирян гор. Архангельска“ через особую делегацию в составе протоиереев: И. Попова, Д. С. Соколова и К. А. Матфеева вручил председателю временного правительства Зубову протест, в котором просит его: „Обратиться к авторитетному голосу мирной конференции (в Версале) и довести до ее сведения настоящий протест, с просьбой принять решительные меры к прекращению ужасных и позорных деяний, проявляемых большевистской властью в отношении к православной церкви". Речь шла о декрете об отделении церкви от государства.

Временное правительство охотно, конечно, поддержало этот протест и постановило: „Присоединиться от имени временного правительства к названному протесту. Просить Н. В. Чайковского о заявлении протеста перед мирной конференцией. Подлинник протеста отправить Чайковскому с дипкурьером“.

Как громом поразило архангельских церковников и контрреволюционеров известие о том, что по требованию английских рабочих масс английские войска отзываются из Северной области.

„Союз духовенства и мирян" посылает в Англию прот. Лялюхина просить главу английской церкви епископа кентерберийского воздействовать на английское правительство об отмене вывода войск, а к населению обращается с призывом: „Русские люди, поднимайтесь на защиту вашего имущества, на защиту родины и святой веры!“

Против Красной армии была об‘явлена попами „священная война".

Чтобы подогреть остывающее воинственное настроение верующих, попы состряпали чудо—появление над Архангельском богородицы с младенцем христом на руках.

Был сочинен специальный акт от 27 августа 1919 г., в котором говорится, что в группе детей— гимназистов и гимназисток от 10 до 13 лег—3-го августа в 8-м часу вечера „видели невысоко над горизонтом к Почтамтской ул. на северо-западной стороне пресвятую деву Марию в сидячем положении и не во весь рост с богомладенцем Иисусом христом. Она простирала обе руки вперед, ладонями вниз и покрывала город. Младенец часто двигал руками, а потом сделал движение правой рукой, как благословляют. Видение продолжалось 20-30 минут и затем постепенно стало исчезать“.

Несмотря на явную вздорность этого акта, епископ Павел положил на нем резолюцию: „Милость божия и заступление божией матери да будет с нами и над градом нашим“, а епархиальный и миссионерский советы, рассмотрев этот акт, постановили: „Акт напечатать в „Епарх. Ведомостях".

Но все молитвы и заклинания попов оказались также безнадежны, как было безнадежно дело всей белогвардейщины и контрреволюций Северного края.

Явно враждебная интересам рабочих и крестьян политика попов оттолкнула навсегда от церкви не одну тысячу верующих из рабочих и крестьян и поставила их в ряды активных и передовых борцов за советский Север.

Подлую и предательскую роль духовенства в самые тяжелые годы, годы борьбы трудящиеся Севера никогда не забудут и никогда не простят.

Замыслы интервентов и северной белогвардейщины были велики. Главной их задачей было: продвинуться насколько возможно в глубь страны, к красным столицам, угрожать Москве и Ленинграду, установить непосредственную связь с чехословацкими войсками восточного фронта и тем замкнуть с севера и востока кольцо блокады.

Архангельск для осуществления этих планов должен был стать главной базой белых. От него должны были развертываться операции по железной дороге в направлении на Вологду, для дальнейших действий против Москвы, а по Северной Двине— по направлению на Котлас и Вятку, для соединения с Колчаком. Особенно опасна была для нас потеря Котласа, где сосредоточилась главная масса вывезенных боевых запасов Северного края. Захватив Котлас, противник немедленно предпринял бы операцию по овладению железной дорогой на Вятку. Одновременно, имея в распоряжении речной флот с его артиллерией, он мог бы воспользоваться вторым путем от Котласа на юг по Двине для захвата Великого Устюга, с целью обеспечить свой правый фланг и тыл от возможных наших действий вниз но Сухоне.

Захватив тем или иным путем Вятку и железную дорогу на участке Вятка—Вологда, противник мог продолжить наступление на участок Буй—Любим—Данилов, чтобы угрожать Вологде с юго-востока и отрезать путь на Ярославль и Москву. Колчак получил бы возможность, при соединении с котласской группой, легко и быстро пополнить свои войска людьми и запасами, что открывало ему в свою очередь дальнейшие широкие перспективы е отношении наступления на Москву.

Кроме того, союзники не могли оставить без внимания р. Ваги по той причине, что на ней находится гор. Шенкурск, захват которого облегчал операции противника вдоль жел. дороги, создавая угрозы тылу наших войск.

Аналогичное стратегическое значение получал грунтовый путь от с. Емецкое на Сев. Двине к железно-дорожной станции Плесецкая, участок, так называемого Ленинградского тракта: Архангельск— Холмогоры—Сийское—Плесецкая—Каргополь и далее к Ленинграду.

Противник не мог, конечно, пренебречь и такими важными параллельными путями, как онежское направление—вдоль реки Онеги—и пинего-мезенское —вдоль рек Пинега и Мезень с ее притоком Вашка. Онежское направление приобретает важнейшее стратегическое значение, как единственный сухопутный путь, связующий Архангельск с мурманским не замерзающим портом, являющимся базой для Архангельска.

Немалое значение имело и второе из боковых параллельных направлений—пинего-мезенское, прорезывающее полосу местности между Сев. Двиной и Тиманским хребтом. Вдоль него все устремления противника из Архангельска почти исключительно шли к центру Печорского края—г. Усть-Сысольску, чтобы от него затем продвинуться к верхним течениям рек Камы и Вятки, т. е. к правому флангу колчаковского фронта, в обход северо-двинского направления или в дополнение к нему.

Наконец печорский район частично также служил противнику для связи с пермским районом (рекой Ижма или верхним течением Печоры), частично же являлся звеном, соединявшим союзников с богатой продовольственными запасами Западной Сибирью.

Более самостоятельное значение имело мурманское направление. В его южной части, прилегающей к ленинградскому району, „Олонецкая добровольная армия“; созданная враждебной нам Финляндией, непосредственно угрожала железной дороге Ленинград—Вологда. С высадкой союзников здесь создалась угроза для важнейших в экономическом отношении наших северных водных путей (Мариинской системы и всего бассейна Лакодожсго и Онежского озер и др.).

Таким образом, в движении противника после десанта наметились главные направления: железнодорожное и северо-двинское и в помощь им ряд второстепенных.

Для ведения операций во всех этих направлениях противник обладал гораздо большими силами, чем мы. В начале интервенции (июль-август 1918 г.) союзниками, в несколько приемов, было высажено в Мурманском крае 10.334 чел. и в Архангельске—13.182 чел. Все это, вместе с силами русских белогвардейцев и кулацкими партизанскими отрядами, составляло около 25 тыс. чел. Силы, которыми в это время располагало красное командование в Мурманском крае и на беломорском побережье были значительно слабее и не превышали 4000 чел., при чем наиболее значительный гарнизон их (Архангельский) не превышал 600 чел.

Конечно, при таком соотношении сил, если бы противник с достаточной решительностью и быстротой развернул наступление, он мог бы продвинуться в основных направлениях весьма далеко.

Но особенности Севера и упорное сопротивление, красных войск разбили все планы противника.

Прежде всего надо иметь в виду, что все те направления, об использовании которых мечтал противник, представляли отрезанные друг от друга узкие корридоры длиною в сотни километров вдоль железно-дорожных, водных и грунтовых путей среди непроходимых болот, лесов и снегов. Между всеми этими направлениями связь могла осуществляться почти исключительно через Архангельск. Об установлении единого фронта нельзя было и думать. Каждое направление представляло собой почти самостоятельный фронт, оторванный от тыла и находящийся всегда под угрозой обхода.

Поэтому противник, встречающий везде сопротивление, продвигался медленно и неуверенно.

Медлительность союзников оказала нам огромную услугу. В то время как на помощь интервентам шли лишь небольшие отряды белогвардейцев и отдельные кучки партизан-кулаков, наши боевые рабочие и крестьянские части с каждым днем росли. Кипучую работу по созданию вооруженных сил развернули партийные организации. С разных концов

Северного края под руководством нерастерявшегося красного командования в наши небольшие части, отчаянно защищавшие каждую пядь северных путей, стали прибывать добровольцы—крестьяне Архангельской и др. губерний из бывших солдат.

Взорванный железно-дорожный мост через р. Емцу.

В эти же ряды красных войск шли и рабочие Архангельских заводов. Вологодская коммунистическая рота, благодаря наплыву рабочих-добровольцев с разных предприятий и заводов в самом начале своего формирования развернулась в баталион. Северо-Двинские и вологодские рабочие начали бить тревогу и организовываться в боевые отряды в первые же дни после занятия Архангельска.

Противник, надеявшийся церемониальным маршем пройтись от Архангельска до Вологды и Котласа, совершенно неожиданно для себя на ближайших-же путях от Архангельска встретил решительный отпор. Это еще больше насторожило и замедлило движение противника и дало нам возможность дождаться подкреплений от рабочих Ленинграда, Москвы и других городов, которые и помогли нам решить судьбу Северного края.

Устремив главное внимание на северо-двинское направление с целью овладеть Котласом, противник к 15-му августа 1918 года со всей своей речной флотилией и с прекрасно вооруженным отрядом в 600 чел. успел продвинуться вверх по С. Двине до впадения в нее р. Ваги, овладел устьем Ваги и задержался, наткнувшись на сопротивление небольшого отряда в 150 чел., под командой т. Павлина Виноградова, и красной речной флотилии из трех судов („Мурман", „Могучий" и „Любимец"), вооруженных 7 пушками и 5 пулеметами.

По реке Ваге противник овладел Шенкурском и в нем остановися.

Отряд т. Павлина Виноградова в это время получил подкрепление около 800 чел. матросов, латышей и красноармейцев, присланных на помощь из Ленинграда и перешел в наступление. В сопровождении той же флотилии матросы двинулись по левому берегу С.-Двины. Рабочие путиловцы пошли по правому. Флотилия и береговая артилерия помогали сзади огнем. Были легко отбиты с. Петропавловское, Пичуга, Сельцо и Борецкая. Во флотилии противника появилась канонерка с шестью дюймовым орудием и химическими снарядами, а в пехоте—новые значительные подкрепления.

Павлин Виноградов принужден был даже несколько отступить. Но затем в противовес английской канонерке к нам прибыла из Котласа железная баржа с двумя дальнобойными 100 м/м орудиями, и отряд Виноградова снова начал наступать. Снова были заняты Сельцо, Тулгас, Борецкая и Троицкий. 4-5 сентября наш отряд подошел к устью Ваги.

Отчаянная попытка овладеть устьем Ваги стоила жизни неутомимому и бесстрашному т. Павлину Виноградову. Осколком шрапнели т. Виноградов был убит.

Все же продвинуться к Котласу противнику ие удалось.

Особую стратегическую важность Котласа хорошо оценил В. И. Ленин. 12-го августа 1918 г. он телеграммой предложил тов. Кедрову: „Связаться с Котласом, послать туда летчиков немедленно и организовать защиту Котласа во что бы то нистало“.

Задание Ленина было выполнено целиком: враг, несмотря на все свои усилия, до Котласа допущен не был.

На другом главном железно-дорожном направлении первые боевые действия носили аналогичный характер.

5-го августа 1918 г. над небольшими отрядами, собранными т. Кедровым на ст. Обозерская, принял командование т. Ленговский. Весь август этот небольшой отряд, подкрепленный из Вологды, держался в кое-как возведенных укреплениях на ст. Обозерская. Дни и ночи он находился в боях под ураганным артиллерийским и пулеметным огнем.

1-го сентября наши части принуждены были отступить на более укрепленные позиции впереди ст. Плесецкой.

Допрос интервентами и белыми пленного красноармейца

Противник к этому времени получил большие подкрепления: бронированный поезд с десантом, 339-й американский полк, предназначенный сначала на германский фронт, затем русско-французскую союзную морскую бригаду в 200 штыков, архангелогородский полк в 1 200 штыков, 14—10 русскую добровольческую бригаду, славяно-британский легион, офицерскую учебную команду, роту 210 шотланского полка, отделение унтер-офицерской морской школы, китайский легион и 200 поляков.

Однако, несмотря на эти подкрепления, наше положение в районе ст. Плесецкой опасений уже не вызывало. Стратегические преимущества были на нашей стороне. Угроза Вологде миновала настолько, что мы получили возможность находящийся там в резерве 8-й латышский полк отправить по расноряжению центра на другой фронт.

На плесецко-селецком направлении ны упорно держались в районе с. Селецкое и даже уничтожили полностью в районе д. Тегра сводный отряд союзников под командой американского полковника, попытавшегося провести обходное против нас движение и застрявшего в болотах.

На онежском направлении первое столкновение с противником произошло 5-го августа. Там действовал наш „железный отряд" под командой тов. Баранова.

Противник имел около 800 штыков, 50 сабель „дикой дивизии", большое количество пулеметов, орудия и самолеты. После первого боя у с. Чекуево противник отступил к самому г. Онеге, а наш отряд отошел по р. Онеге к д. Турчасово.

На вельско-шенкурском направлении противник имел 480 американцев и отряд белогвардейцев с пулеметами. За недостатком сил, на встречу занявшему Шенкурск противнику нами был выслан небольшой отряд. Момент борьбы за Шенкурск нами был упущен и противник был задержан лишь на линии Вельск и с. Благовещенское.

В Пинего-Печорском районе противник в начале проводил лишь разведочные операции и контр-революционную агитацию. А в сентябре, войдя несколькими пароходами в Печору, занял Усть-Цильшу и Ижму. По Мезени белые угрожали Яренску, а по сибирскому тракту—селу Ляпинскому, где находились значительные запасы сибирского хлеба.

Из всех направлений продолжало оставаться наиболее опасным и критическим северо-двинское, которому угрожала опасность с востока со стороны Перьми (чехо-словаки), Ижевска (ижевское восстание) и с севера—с устья р. Ваги.

На северо-двинском фронте сформировавшейся к этому времени б-й Северной Красной армии пришлось установить для охраны своего правого фланга самую тесную связь с 3 й Восточной армией и на северо-восточном фронте (Котлас-Вятка-Пермь) часто вести совместные операции.

Противник, не успевший сразу же развернуть своих операций, дал нам возможность быстро усилить все направления, привести в боевую готовность все наши наскоро сколоченные отряды и красноармейские части и об‘единить их в особую 6-ю Северную армию под командой тов. Самойло и Реввоенсовета под председательством тов. Гиттис, в составе членов—т. т. Орехова, Кузьмина, Землячки и Уборевича, который в последствии был назначен командующим 18-й дивизии.

В ноябре 1918 г. 6-я армия в своих рядах насчитывала уже 10.549 штыков, 210 пулеметов и 70 орудий.

На северо-двинском направлении шли почти беспрерывно бои. Речная флотилия противника, усиленная до 7-ми боевых судов, имея в своем составе сильную речную канонерку, потопила в сентябре из трех наших судов—два: „Могучего" и „Дедушку". С появлением у противника мощного монитора „М—25“ с девяти дюймовыми орудиями положение еще более осложнилось.

Стрелкам Вологодского полка и отряду моряков, измотавшихся в беспрерывных боях, удалось дать кое-какие подкрепления:—700 человек только что прибывших из Москвы и Ленинграда и одну роту из Котласа. К этому же времени были получены дальнобойные орудия из Ленинграда, снятые с крейсера „Рюрик“. Их установили на баржах и судах. Усилили флотилию. И благодаря этому снова получи возможность перейти в наступление. 4-го октября были взяты обратно д. д. Липовец, Ивановское и др. 7-го октября взята дер. Борецкая. В ней 2-й „железный" батальон во главе с командиром тов. Волковым захватил 7 неприятельских орудий и 8 пулеметов. Затем было занято с. Селецкое и в нем 3 орудия.

Монитор противника, боясь быть застигнутым льдами, растущими с севера, ушел в Архангельск. Это дало возможность нашей флотилии усилить свою деятельность.

Начались упорные бои за с. Тулгас. После первого боя, дошедшего до штыковой атаки, обе стороны две недели укрепляли свои позиции. Затем отряды Красной армии несколько раз переходили б атаку. Противник по своим силам значительно превосходил нас. Он имел до 2.500 штыков, 24 легких орудия, 6 шестидюймовых, 1 восьмидюймовое, 18 аэропланов и несколько гнезд пулеметов. Мы имели 1-500 штыков, 28 пулеметов, 10 самолетов, 18 легких и два шестидюймовых орудия.

Село Тулгас осталось за противником. Устьем р. Ваги овладеть не удалось. Однако все попытки противника перейти в наступление отбивались с большими для него потерями. Продвижение его к Котласу было окончательно остановлено.

На железно-дорожном направлении положение оставалось „без перемен". Несмотря на усиление обеими сторонами этого фронта (4.700 штыков у Кр. армии и 3.650 штыков у союзников при большом у последних техническом перевесе), никто позиций в лоб взять не мог. Укрепленный железнодорожный корридор, не поддающийся обходу, свел борьбу к ожесточенным схваткам в рукопашных боях за каждый километр жел. дороги. Основные позиции у противника оставались на ст. Обозерская и у Кр. армии на ст. Плесецкая.

Нужны были глубокие продвижения на смежных фронтах, важском и плесецко-селецком. Поэтому там, все время усиливаясь, велись упорные бои с переменным успехом до 1919 года, до сильных холодов когда операции значительно сократились. На ряду с некоторыми нашими успехами в Пинежском районе, терпели неудачи наши отряды в Печорском районе, где создалась угроза продвижения противника на путях к восточному чехо-словацкому фронту.

Затруднение с транспортом и снабжением чрезвычайно осложняло положение в огромнейшем Пинего-Печорском крае, нынешней области Коми. Если на Пинеге и Мезени борьба развивалась с успехом, и успех поддерживался доблестным поведением наших войск,—то в Печорском крае положение с начала 1919 года стало быстро ухудшаться. Этому способствовали с одной стороны успехи колчаковских армий на востоке, с другой—налеты белобандитов Латкина и Орлова и с третьей—нетактичное поведение нашего отряда под командой Мандельбаума, терроризовавшего значительную часть местного населения.

Беднота Коми области сыграла в то время большую роль. Сотни добровольцев пошли в Красную армию. Особенно много было брошено сил на Северный фронт. Из коми были созданы целые красноармейские полки (Вашско-Мезенский). Не одна сотня лучших борцов этого края была расстреляна, замучена в тюрьмах, живыми спущена в проруби.

Положение в Печорском крае особенно осложнилось, когда противник на востоке взял Пермь. Тогда на Севере образовался кай-чердынский фронт, который оборонялся кай-чердынским полком под командой т. Юркина. Противник, наступавший с Чердыни, занял с. Порог на Печоре и угрожал единственному пути. Для отступления красных войск Усть-Кулому, Помоздрино, Троицко-Печорскому и дальше—Усть-Сысольску, Яренску, Котласу. Войска белых, наступая с Севера и востока, взяли Яренск, Усть-Вым, Усть-Сысольск и Визигу, окружая Котлас с двух сторон. И только благодаря поддержке 3-й восточной армии продвижение противника было приостановлено. Положение было значительно улучшено после усиления наших частей и окончательно край очищен к марту 1920 г., после того, когда Архангельск был от белых освобожден.

Конная разведка красных, принимавшая участие во взятии г. Шенкурска.

7-го января 1919 г. 6-я армия получила приказ: „Оттеснить противника, оперирующего по течению рек: Пинега, Мезень и Печора, возобновить активные действия в архангельском направлении, имея конечной целью занять Архангельск“.

Армия была поставлена перед чрезвычайными трудностями—наступать против более, чем вдвое превосходящего нас силами противника (11 тысяч против 26 тысяч штыков).

Решено было прежде всего начать наступление на Шенкурск. Все, что можно было оторвать от других направлений, было снято и брошено к нему.

Наступление приходилось вести в 3-х направлениях при 35—40 градусном морозе. В точности по приказу, к ночи 25 января наши войска с трех направлений подошли к Шенкурску с большими боями.

Отправленный в тыл Шеговар партизанский отряд уничтожил телефонную связь противника и зажег склады, наведя таким образом панику на неприятельский тыл.

Ночью 25-го января 1919 г. противник оставил Шенкурск и, пользуясь услугами местных проводников, отступил лесными тропами. Отойдя в район дер. Кица, противник начал усиленно укрепляться.

Чрезвычайная усталость красноармейцев, долгие переходы и упорные бои не дали возможности сразу же использовать победу и довести операцию до конца: овладеть устьем Ваги с тем, чтобы грозить тылу северо-двинского направления противника.

Взятие Шенкурска, однако, сыграло большую роль, и весьма тяжело отразилось на моральном состоянии союзных войск.

Взятие Шенкурска вызвало специальные запросы в союзных парламентах. Их печать впервые стала говорить, что интервенция на Севере была ошибкой. 30 января на мирной конференции в Париже представителем Америки было сделано такое заявление: „Дальнейшее пребывание в Архангельске 12 тыс. американских, британских и французских войск не представляется целесообразным, так как только 3 тысячи русских действуют совместно с ними, и они подвергаются большой опасности быть уничтоженными большевиками. Положение войск в Архангельске очень серьезное, но оно серьезно также и для их правительств, по-видимому, бросавших войска на произвол судьбы; необходимо быстрое решение, с целью спасти их, если не желательно повторение Галлипольской экспедиции".

Вторым направлением, где в то время считалось возможным наше наступление, было плесецко-селецкое. Здесь мы опирались главным образом на крзсных партизан и, имея ряд значительных успехов, заняли большую часть Тарасовского района.

Оживились бои в нашу пользу и у Середь-Мехреньги. Начались обходные движения (через Большие Озерки и др.) на ж.-д. направлении против обозерских неприступных позиций противника.

Падали настроения в войсках противника и возрастала уверенность в Красной армии в близкой ликвидации северного фронта.

Настроения рабочих и крестьян как в тылу у белых, так и в рядах белогвардейской армии все больше и больше заострялись против интервентов и белогвардейщины.

В расположении белых войск начинают создаваться красные партизанские отряды, отдельные русские белогвардейские части начинают переходить к красным, производить восстания в армиях белых. На архангельских заводах растут брожения, недовольства, доходящие до забастовок.

Несмотря на чрезвычайно жестокие расправы с повстанцами со стороны командного офицерского состава и партизанских кулацких отрядов, до конца остававшихся верными эсерам, восстания в белогвардейских северных полках, сформированных из местных архангельских крестьян, следовали одно за другим.

Одним из первых вспыхнуло восстание в Пинеге, в 8-м северном стрелковом полку. Восстание это было подавлено верхне-пинежскими партизанами-кулаками, жестоко расправившимися с восставшими.

Не успели рассеяться впечатления от пинежского восстания, как вспыхнуло новое—в 5-м северном стрелковом полку, расположенном на Онеге.

Этот полк был укомплектован из крестьян Онежского уезда, с самого начала недоброжелательно относившихся к белогвардейцам. Восставшие солдаты 5-го стрелкового полка арестовали почти всех офицеров во главе с командиром полка и перешли на нашу сторону.

Вслед за онежским восстанием последовала попытка к восстанию в б-м северном стрелковом полку, занимавшем железно-дорожный участок фронта. Одновременно с этим белогвардейскому командованию удалось раскрыть заговор в 7-м стрелковом полку, расположенном в селецком районе.

Восстание в 6-м и заговор в 7-м северных стрелковых полках интересны, между прочим, тем, что душой этого заговора явились крестьяне с Северной Двины, мобилизованные и направленные на укомплектование этих полков из захваченного незадолго перед тем белогвардейцами и англичанами района.

Этот опыт с северо-двинскими крестьянами открыл глаза союзникам на истинное положение вещей. Архангельские эсеры все время уверяли союзников, что крестьянское население, находящееся в районах, занятых советской властью, только и ждет прихода белых и союзников.

Полагая, что крестьяне, испытавшие советскую власть, окажутся надежными бойцами в рядах белой армии, английское командование согласилось взять по мобилизации все мужское население захваченного района и направить мобилизованных на укомплектование полков железно-дорожного и селецкого районов. Мобилизованные же крестьяне, немедленно по прибытии в указанные полки, составили план восстания и открытия фронта для наших войск.

Операция эта не удалась, благодаря предательству одного гвардейского унтер-офицера, бывшего в курсе планов заговорщиков и предупредившего в решительный момент командира 6-го полка о назревшей опасности.

Черносотенная политика Временного правительства и белогвардейской военщины раскрывали истинную сущность союзнической и белогвардейской „демократии".

С каждым днем больше разростались восстания в полках белых, учащались случаи перехода на сторону красных.

Вот что писал белогвардеец Добровольский о борьбе на Севере: „Заранее можно было предвидеть, что внутренняя борьба при первом удобном случае вспыхнет у нас ярким пламенем, и радующимся окажется грозный враг, скованный железной дисциплиной пролетарской диктатуры“.

В конце мая 1919 года из Англии прибыли войска, состоявшие из добровольцев. Устроили парад, белогвардейцы ликовали. Но мрачно и озлобленно выступал на параде Дайеровский баталион. Белые сформировали его из сидевших в тюрьме за сочувствие к советской власти. Думали переработать, вымуштровать. Всех их обмундировали и устроили на обильный английский паек. Но не помогло: не могли задобрить, купить за консервы и сигареты.

Как только оказались на фронте эти „раскаявшиеся преступники", так сразу они стали большевиками, устроили восстание и перешли к красным. Весной же 1919 года происходит восстание в Тулгасе 3-го Сев. стр. полка. Перебиты офицеры. Восставшие делают попытку захватить артиллерию. Орудийным огнем с прямой наводки встретили восставших артиллеристы-добровольцы. Но стоек был натиск солдат, и добровольцы отступили на несколько десятков километров, таща 4 орудия на руках. Артиллёрийским обстрелом из Кургомени противник принудил восставших прекратить наступление. Около 600 человек перешло на сторону красных. Этот же 3-й полк, уже будучи реорганизован и дополнен надежными солдатами, подавил восстание Дайеровского баталиона, расположенного также по Двине. Большинству удалось бежать. Пойманных расстреляли.

Огромную роль в гражданской борьбе сыграли партизанские отряды.

Первый партизанский отряд на онежском и железно-дорожном фронте организовался в Онеге из большевиков, бежавших после занятия г. Онеги и Шелексовской. Отважные действия этого отряда имели в борьбе за Советский Север не малое значение.

Онежскому отряду, состоящему в первое время из 28 человек, вооруженных берданками, при помощи архангельского „железного отряда" пришлось выдержать первый бой с белыми под д. Чуновой по Обозерскому тракту, где красные партизаны потеряли 2-х человек, белые—15. Фронт был удержан.

С каждым днем в отряд поступали заявления и он возрос до 70 чел. Под командованием П А. Попова отряд вел операции по Обозерскому тракту. Зная все обходные дороги и лесные тропинки, отряд забирался в глубокий тыл, где разрушая телеграфную линию и, нападая на обозы, наводил панику на противника.

Силы отряда все росли и он был переименован из онежского партизанского отряда в 159 полк.

Охваченная энтузиазмом гражданской войны батрацкая и крестьянская молодежь Шелексы, шла добровольно на фронт. 28 ноября был организован второй партизанский отряд, куда записалось 18 человек.

Один из партизан онежского отряда—тов. В. Д. Селиванов.

К февралю 1919 г. отряд возрос до 126 человек с коллективом коммунистов в 48 человек.

Наскоро обучившийся военному делу отряд, начал выполнять резведывательскую службу. Когда фронтовая полоса развернулась в районе Шелексы партизаны были незаменимы. Зная каждую лесную тропинку и просеку, обходы болот и буреломов, они самостоятельно и в качестве проводников участвовали во всех обходно-наступательных операциях. Отдельные моменты из жизни партизан говорят, насколько отважны они были в боях. Быстрота и натиск были основным их лозунгом в выполнении операций. Плохо одетые и голодные, при сильных морозах они совершали 60 километровые обходы лесом, по пояс в снегу тащили за собой орудия. Одним из таких обходом были взяты Б. Озерки, где было захвачено 20 французов, 25 польских легионеров, 15 русских, — среди них офицеры.

Никакая агитация белых, направленная в отряды. не могла расшатать мужества и отваги бойцов. Наоборот, своим упорством и мужеством они наводили страх и ужас на белых На северо-двинском и вельско шенкурском направлении действовали церковнический и шеговарский партизанские отряды.

Комиссар и помощник командира партизанского отряда, действовавшего в районе Шелексы — тов. С. И Дьяков.

Церковнический партизанский отряд под руководством т.т.Григорьева и Пирогова выступал совместно с 155-м полком.

Наступая на дер. Тарасово после 4-х дневного боя они вынудили белых бежать в Средь-Мехреньгу.

В ночь на 3 января 1920 г. разведка в 12 партизан подошла в плотную к белогвардейскому дозору. Белых было много. От неожиданной стрельбы у них возникла паника и беспорядочное отступление. Этим было сорвано затеянное, обходное движение белых.

Шеговарский партизанский отряд организовался в тылу у белых 1-го января 1919 года. Было решено, что все, сочувствующие красным, собираются под Коскорой и уходят в Красную армию. Переход был в 50 километров лесом. Собралось 74 человека с 9 русскими винтовками, 3 японскими и 19 револьверами, 2 шашками и 4 гранатами. 15 января пришли к красным и под командой М. Чухина оформили партизанский отряд, в который влились новые силы. Отряд возрос до 112 человек.

Первым боевым действием отряда был налет на Шеговары с тыла. Налет был сделан неожиданно, но белые быстро оправились и завязалась перестрелка. Отряд, видя невозможность дальнейшего продвижения, отступил до д. Коскары.

Чувствуя враждебное отношение населения и опасность ночного налета красных партизан, белые в ночь на 26 января 1919 года отступили из Шеговар. С занятием красными Шеговар отряд возрос до 500 человек.

20 ноября 1918 года на пинежском фронте в с. Шардомень на общем собрании молодежи и солдат-фронтовиков постановили организовать партизанский отряд. Записалось 42 человека.

Отряд присоединился к красноармейским частям стоявшим в Веркольском монастыре, где с приходом партизан из других деревень, отряд вырос до 1000 человек, был реорганизован и назван отдельным пинежским отрядом.

Первым боевым крещением партизан было наступление на Карпогоры. Несмотря на упорное сопротивление, противник вынужден был отойти. Много жертв понес отряд в этом бою, но в дальнейшем он дрался с таким же мужеством. В течение года стояли на одних позициях. Разведчики партизаны уходили в тыл, там резали провода, забирали пленных и обозы.

Трудность снабжения пинежского фронта в зимних условиях побудила командование оттянуть расположенные там части в район С.-Двины. Несмотря на трудности перехода, в конце декабря части были отведены и соединились с частями северо-двинского фронта, образовав заслон с Пинеги.

Весть о занятии белыми гор. Архангельска докатилась и до глухих уголков Печоры. Ижемское кулачество подняло голову и приступило к свержению власти советов В марте 1919 года вверх по Ижме потянулись беженцы, полуголодные крестьяне, отступающие, кто—на повозках, кто—пешком.

Белые остановились в 100 килом. от Извайла и больше не двигались. Не имея ни откуда помощи, партийная ячейка Извайла принялась за организацию защиты. Первый отряд был создан из 18 человек, в него вступает 8 членов партии и 10 человек беспартийных.

Отряд вооружился охотничьими дробовниками и стал ждать белых.

Несмотря на предательство отдельных лиц и ряд неудач, отряд рос и причинил большой ущерб противнику.

На всех участках северного фронта красные партизаны не давали покоя войскам белых и сыграли в гражданской войне на Севере колоссальную историческую роль.

После разгрома Германии и заключения с ней мира союзникам нельзя было под предлогом необходимости обороны против Германии держать войска в России для борьбы с советской властью. В белой армии все настойчивее требовали мира. За границу в рабочие массы стали просачиваться сведения о тех действительных событиях, которые развертывались в России.

Крупное влияние на рабочие массы Англии и Франции оказала также революция в Германии и Австрии. Рабочие массы Запада стали понимать истинные цели интервенции союзников в России. Симпатии рабочих Запада к пролетарскому советскому государству стали обнаруживаться все яснее и яснее.

Ленин в январе 1919 г. в „письме к рабочим Европы и Америки" описывал под‘ем рабочего движения на Западе: „Мы видим могучее „советское" движение не только в частях бывшей империи царя, например, в Латвии, в Польше, на Украине, но и в западно-европейских странах, и в нейтральных (Швейцария, Голландия, Норвегия) и в пострадавших от войны (Австрия, Германия)".

Ленин отметил разногласия в лагере империалистов по вопросу о дальнейшем вооруженном вмешательстве против советских республик:

„Среди буржуазии и правительств Антанты замечаются теперь некоторые колебания. Часть видит, что разложение союзнических войск в России, помогающих белогвардейцам, служащих самой черной манархической и помещичьей реакции, уже начинается; что продолжение военного вмешательства и попытки победить Россию, требующие миллионной оккупационной армии на долгое время, что этот путь есть вернейший путь для самого быстрого перенесения пролетарской революции в страны Антанты. Пример немецких оккупационных войск на Украине достаточно убедителен.

Другая часть буржуазии в странах Антанты стоит по прежнему за военное вмешательство в России, за „экономическое окружение" (Клемансо) и удушение советской республики“...

В апреле 1919 года с‘езд английских транспортников вынес резкую .резолюцию протеста против интервенции, против посылки войск на борьбу с советской властью, угрожая забастовкой, если правительство не откажется от этого. Ряд профсоюзов обратились в парламентскую фракцию рабочей партии с требованием созыва общеанглийского с‘езда профсоюзов для обсуждения вопроса о всеобщей забастовке по этому поводу. Правительству Англии пред‘являлись рабочей партией соответствующие запросы.

21 июля 1919 г. была об‘явлена международная рабочая стачка протеста против интервенции Антанты в России. В крупных рабочих центрах состоялись выступления немецких, французских и английских рабочих и рабочих других стран. Вожди II Интернационала приняли все меры, чтобы не дать этому протесту превратиться в широкое массовое революционное выступление.

Началась борьба в лагере буржуазии Антанты между сторонниками и противниками интервенции, при чем последние постепенно побеждали. Многие буржуазные газеты стали помещать сведения о том, что английское правительство израсходовало на войну с Россией до двух миллиардов рублей, и требовать прекращения войны с Россией. Стали сыпаться разоблачения о поведении и действительной роли союзных войск в России.

Американские солдаты, которые были присланы на Север под предлогом охраны американского военного имущества, не хотели драться и брошенные на боевые действия начали роптать, брататься с красноармейцами были факты отказа идти на фронт и в бой; французы отказывались стрелять, русские солдаты в белых войсках каждый месяц устраивали бунты и восстания, потрясающие белый фронт. Тяга союзнических войск домой усилилась.

В результате этого, к лету 1919 г. встал вопрос об    эвакуации союзников из Архангельска. Понятно, что такого рода известие было встречено правительством Зубова-Миллера без особой радости. Сначала белогвардейцы пытались добиться отмены эвакуации англичан, а после долго обсуждали: продолжать ли борьбу или согласиться с предложением союзников и уехать с ними.

Летом было созвано земско-городское совещание, на котором решили борьбу с советской республикой продолжать. Решили просить у союзников оставления военных припасов, обмундирования и продовольствия, которое союзники первоначально предполагали вывезти и частью уничтожить. В августе сентябре союзники уезжали 21 августа покинули Архангельск английские войска. Генерал Миллер, чтобы скрыть происходящие перегруппировки cил делал ряд демонстраций на фронте, местами разыгрывая переход в наступление.

Тов. Ленин в октябре 1919 г. в речи в Свердловском университете, так оценивал положение на северном фронте:

„На северном фронте, где наступление на Мурманск обещало неприятелю особенно большие выгоды, где давно уже были собраны англичанами громадные и великолепно вооруженные силы, где нам, при отсутствии продовольствия и снаряжения, было неимоверно трудно бороться, там, казалось бы, у империалистов Англии и Франции должны были быть блестящие перспективы. И как раз там оказалось, что все наступление неприятеля рухнуло окончательно. Англичанам пришлось вывести назад свои войска, и мы теперь видим полное подтверждение того, что английские рабочие войны с Россией не хотят и даже теперь, когда в Англии далеко еще нет революционной борьбы, они способны оказывать такое влияние на свое правительство хищников и грабителей, что заставляют его убрать войска из России. Этот фронт, который был особенно опасным, потому что неприятель находился там в наиболее выгодных условиях, имея морскую дорогу, они вынуждены были сдать. Там остаются ничтожные силы русских белогвардейцев, которые не имеют почти никакого значения".

И действительно, дни существования белого правительства на Севере были сочтены.

После ухода интервентов белые сделали отчаянную пытку наступать на жел.-дорожном направлении и 14 октября овладели ст. Плесецкой, но дальше продвинуться не смогли.

На северо-двинском направлении белые, выбитые из Двинского Березника, безуспешно пытались овладеть устьем Ваги и сильно укрепились у деревни Шепилихи. Наши попытки 2 и 15 октября овладеть Шепилихой также не имели успеха.

В первых числах февраля 1920 г., когда в Архангельске усиленно спорили вокруг правительственных портфелей, наши полки тронулись в наступление. При 38 градусах мороза, таща орудия по глубоким снежным сугробам силами самих красноармейцев, плохо одетые, плохо снабженные, но преданные делу рабочих и крестьян, полки начали бои под лозунгом: „Даешь Архангельск!"

Кочегарка лесозавода после пожара.

Наступление на Северной Двине послужило началом общего наступления, которое было назначено на 5 февраля.

После артиллерийской подготовки наши войска, бредя по пояс в снегу, вечером атаковали, сильно укрепленные позиции у Шепилихи и взяли их.

Пять дней противник делал отчаенные попытки отбить Шепилиху, но не смог.

Следующая укрепленная позиция у д. Взвоз была занята нами сравнительно легко, зато в лесу между Взвозом и Николой 5елые дали решительный бой и тоже проиграли его.

Этот бой был последним на северо-двинском фронте. Деморализованные отряды белых обратились в паническое бегство, бросая продовольствие, оружия и артиллерию, даже не испортив ее.

Белые начали отступать и на всех других фронтах, разрушая все на пути своего отступления, вплоть до железно-дорожных мостов и станционных водокачек.

18 февраля 1920 г. Архангельское правительство Северной области выпустило последнее воззвание, в котором говорилось: „Яд большевистского разложения проник в умы нашей армии и она, не подкрепленная тылом, потеряла свою стойкость, оставляя позиции без всякого натиска со стороны противника. На призыв главнокомандующего о немедленной поддержке армии населением для поднятия настроения —откликнулись лишь единицы. Такие условия ставят перед правительством вопрос о невозможности в дальнейшем борьбы и о необходимости увода из Северной области войск“.

Так сами себе миллеровцы читали отходную.

Ночью производились последние приготовления. Правительство в панике грузилось на ледоколы. Руководство фронтами было брошено.

18    февраля Миллер со штабом и правительством на ледоколах бежали в Норвегию. Захватив с собой в качестве заложников 120 человек лучших представителей трудящихся Севера, активнейших борцов за советский Север.

19    февраля в Архангельск вошли части Красной армии.

20    февраля началось восстание рабочих и крестьян в Мурманске. Оно перекинулось в Сороку, и к 23 февраля 1920 г. весь Север присоединился к Советской России.

Ущерб, нанесенный Северному краю интервенцией союзников, был чрезвычайно велик. По неполным подсчетам этот ущерб выражается в сумме около 650 мил. золотых рублей. Повидимому, действительные размеры ущерба превышают миллиард.

Вывезено масса разного рода товаров: льна, лесных материалов, смолы, пушнины и проч.

Много лесных материалов и лесопильных заводов уничтожено пожаром во время оккупации.

Многое уничтожено, разрушено и испорчено при отступлении.

На десятки миллионов рублей сожжено и разрушено жилых помещений и служебных построек, убито и угнано скота, расхищено имущества и пр.

С населения Севера за время оккупации собрано налогов на 215 миллионов рублей.

Главными отправителями за границу русских ценностей, были дипломатические представители союзников. В подтверждение этого, таможенные книги содержат неопровержимый документальный материал на 10.120.960 пудов. Немало, ценностей ушло, конечно, и без всякого учета, контрабандным путем.

Советская власть, после интервенции, получила на Севере почти сплошные развалины: разрушенную лесную промышленность, упавшее сельское хозяйство, полную дезорганизацию промыслов, разрушенный транспорт, безобразное состояние школ, больниц, библиотек и других культурных учреждений.

Один из разрушенных артиллерией крестьянских домов в дер. Большие Озерки

Прошедшие, с тех пор, десять лет потребовали от нас колоссальной работы, прежде всего для того, чтобы залечить раны, нанесенные Северу. С этой работой мы, справились неплохо. И теперь вступили уже на путь полной реконструкции Севера. Последнее январьское решение ЦК ВКП открывает перед Северным краем такие перспективы, о которых никто, никогда, до сих пор и помышлять не мог.

Празднуя 10-ти летие освобождения Севера, мы должны прежде всего, почтить память тех героев гражданского фронта, которые отдали и всегда готовы были отдать свою жизнь в борьбе с белыми бандами за дело рабочего класса в Северном крае, и тех героев трудового фронта, которые в наши дни отдали и отдают все свои силы на восстановление и развитие хозяйства, на великую стройку социалистического Севера.